– Да, – рассеянно сказал Глеб, – что-что, а материться мы полмира научили. Язык межнационального общения...

– И не говори, – ядовито поддакнул Андрей, – прямо эсперанто.

– Теперь понятно, чего ты мялся, – сказал Сиверов. – Действительно, похоже на попытку свести счеты. Значит, охотник за раритетами, которые связаны с историей ордена, – раз. Человек, в совершенстве владеющий фирменным ударом этого Ульриха фон как его там, – два. Человек, которому ты пять лет назад лично подарил меч, способный на лету разрезать шелковый платочек...

– И перерубить стальную полосу в палец толщиной, – вставил Каманин, мрачно закусывая и не глядя по сторонам.

– ...три, – продолжал Глеб. – И, наконец, четыре – нехороший человек, подлец, способный предать друга, обокрасть и увести у него любимую женщину.

– Но он не убийца, – буркнул Андрей. – По крайней мере, тогда не был.

– Люди меняются, – задумчиво возразил Слепой. – На этот раз ставка действительно высока. Как ты думаешь, мог он клюнуть на эту байку о Святом Граале?

– Вряд ли, – неохотно проворчал Каманин. – Все-таки он образованный человек, не дурак, и историю ордена знает как никто. Хотя, сказать по правде, его увлечение этой самой историей уже тогда смахивало на помешательство. А тут еще этот энклапион... Черт, но он же старый, почти на десять лет старше меня!

– Значит, около пятидесяти. Ну разве это возраст? Правда, свидетели говорили о тридцати пяти годах, но они же были пьяные...

– Он неплохо сохранился, – кивнул Каманин. – Здоров как бык, и ни одной лишней морщинки. И вообще, я не знаю второго человека, который смог бы нанести такой удар.

– Может, какой-нибудь его ученик?

Андрей в ответ только пожал плечами и налил водки.

– Может, и ученик, – вяло согласился он. – Не знаю.

Глеб выключил диктофон: собеседник действительно больше ничего не знал. Он и так сказал гораздо больше, чем Сиверов ожидал от него услышать. Даже назвал имя и фамилию предполагаемого убийцы, и Глеб не без злорадства вспомнил, с каким сарказмом Федор Филиппович встретил его намерение заглянуть в рыцарский клуб.

Покончив с делами и сполоснув руки под краном, длинноволосый блондин покинул квартиру Телешева и спустился вниз в скоростном лифте. Когда он вышел на крыльцо, сжимая в руке футляр с виолончелью, его спутница стояла там, снаружи, спиной к нему, и нервно курила, глядя в ночь. Легкий ветерок шаловливо играл с разрезом ее юбки, то выставляя напоказ стройное бедро, то снова его пряча. Ветерку можно было этим заниматься, а вот человеку с виолончельным футляром – нельзя. Ни под каким видом, ни под каким соусом и даже, черт возьми, под страхом смерти. Удивительно было даже то, что теперь, когда все кончилось, эта надменная сука его дождалась. Снизошла до того, чтобы выполнить договорные обязательства в полном объеме, хотя ничто не мешало ей просто сесть за руль и уехать, бросив его тут одного, с этим дурацким футляром в обнимку.

Впрочем, блондин не обольщался. Женщина дождалась его, потому что так велел ОН – именно по этой причине, а не по какой-то иной. Ослушаться ЕГО не рисковала даже она, иначе ее тут давно бы не было. Да и то... Стоит тут, будто нарочно выставляясь напоказ, как проститутка на обочине. Будто нарочно ищет неприятностей. Будто только того и ждет, чтобы к ней подошли и спросили документы те два мусора, что болтались тут неподалеку полчаса назад. Где они, кстати? Кажется, ушли. Что ж, и на том спасибо. Как, однако, тесен мир! Блондин, в отличие от старшего сержанта Арбузова с его так называемой профессиональной памятью, узнал их с Ковровым сразу же, с первого взгляда. Это были те самые менты, что, стоя у гостиницы "Космос", обсуждали прелести его напарницы. Козлы...

Не задерживаясь, не проронив ни словечка, блондин прошел мимо нее и направился к машине, слыша, как следом цокают ее каблуки. Он успел бросить футляр на заднее сиденье и распахнул перед ней переднюю дверь, подумав, что они, наверное, в последний раз поедут вот так, бок о бок, спереди, как напарники, почти как влюбленная пара. Дело сделано, и их сотрудничеству пришел конец. Она бы и сейчас, наверное, предпочла сесть сзади, но там лежал футляр, от которого она предпочитала держаться подальше. Что ж, нет худа без добра. Хотя какое это, в сущности, добро?.. Так, вынужденная мера. Если бы было нужно, она бы проехала хоть тысячу километров, сидя у него на коленях, но от этого не стала бы ни ближе, ни доступнее. Да что там! Прикажи хозяин, и эта сука покорно раздвинет ноги, но удовольствия от этого будет гораздо меньше, чем от общения с надувной женщиной – та, по крайней мере, тебя не презирает...

Блондин сел за руль и запустил двигатель.

– Надо бы отметить, – заявил он, аккуратно трогая с места машину. – Но я, во-первых, подозреваю, что ты будешь против...

– Еще бы, – с ядовитой горечью откликнулась она. – Ужин с палачом – это так романтично!

– А во-вторых, – пропустив оскорбление мимо ушей, спокойно закончил он, – мне некогда. У меня поезд через полтора часа.

– Куда?

– Да все туда же. В Ригу. Куда, по-твоему, я еще могу ехать?

– Опять?! – Это сообщение, кажется, проникло даже сквозь броню ее равнодушия. – Ты же только что оттуда!

Блондин молча кивнул. Это была правда. За эти сутки он уже успел слетать самолетом в Ригу и вернуться обратно, и вот теперь ему предстояла новая поездка, на этот раз поездом. Он устал как собака и, честно говоря, держался уже на одних нервах.

– Работа, – сказал он, ведя машину по спящей улице.

– Работа, – все с той же едкой, как кислота, интонацией повторила она. – Что ты называешь работой?!

Он вспомнил наконец, что уже давно хочет курить, и ловко зажег сигарету одной рукой.

– А знаешь, – неожиданно для себя произнес он, – никогда не думал, что скажу тебе такое... минуту назад не думал, даже не предполагал! Но скажу все-таки, потому что это чистая правда. Знаешь что? Ты мне до смерти надоела!

Краем глаза он заметил, что она повернула голову и недоверчиво, словно видя в первый раз, вглядывается в его лицо.

– Надоела, – с наслаждением повторил он, чувствуя, что это слово исчерпывающим образом описывает его чувства по отношению к ней. – Ты похожа на грязную шлюху, пьяную, в разодранных колготках и с подбитым глазом, которая старательно корчит перед собутыльниками даму из высшего общества. Вы, мол, быдло пьяное, подонки, а я – леди. Королева! А ты ведь, если разобраться, ничем не лучше меня. Прямая сообщница серии заказных убийств, совершенных по предварительному сговору группой лиц. С особой жестокостью, заметь... То, что резала не ты, для закона ничего не меняет. Ну, дадут тебе, если что, на пару лет меньше... Так чего ты гоношишься? Чего ты хвост-то задираешь? Ну, объясни мне, в чем она заключается, эта хваленая разница между нами? Кроме анатомии и физиологии, естественно, – добавил он, щелчком сбивая пепел в открытое окошко.