Законы против монополий заставляют фарму искать обходные пути. «Крупные компании платят конкурентам за то, чтобы они отказались от производства более дешёвого лекарства. Это превращает само понятие конкуренции в фарс. В своё время был раскрыт сговор, связанный с производством витаминов, за который компании заплатили штрафов почти на миллиард»[251].

При постоянном состязании в выбрасывании всё новых и новых лекарств на рынок у фармы не может хватать времени на то, чтобы основательно проверять их эффективность и безопасность. Часто можно видеть такие объявления: «Исследования показали, что такое-то лекарство может быть опасным. Немедленно прекратите принимать его». Однако уследить за всем невозможно. По скромным оценкам, опубликованным в журнале ΑΜΑ, в американских больницах около пятидесяти тысяч человек умирает каждый год от отрицательной реакции на лекарства[252].

«Стать наркоманом» в русском сленге обозначается выражением «подсесть на иглу». Но с таким же успехом человек может «подсесть на лекарство». В первом случае его манит жажда наркотического опьянения, во втором – гонит страх болезни и смерти. «Растущая эпидемия ожирения открывает перед фармой бескрайние горизонты обогащения. Миллионы американцев станут принимать лекарства, обещающие снижение холестерола. И будут тратить на это 3 доллара в день, то есть 1 100 долларов в год до конца жизни. Аналогичные "пожизненные" лекарства разрабатываются для диабета, повышенного кровяного давления и сердечно-сосудистых заболеваний… Перспективы лекарств, обещающих похудание, поистине безграничны»[253].

Какими бы печальными ни были цифры статистики, они, как правило, остаются на задворках сознания. Лишь в тот момент, когда ты лично столкнёшься с астрономической ценой выписанного тебе лекарства, до тебя доходит беспредел разрешённого грабежа.

Со мной это случилось в связи с теми же глазными каплями. Врачи, лечившие мой глаз, имели в своих шкафчиках образцы, щедро поставляемые им соответствующими фирмами, и они с такой же щедростью поначалу давали мне их бесплатно. (Может быть, именно поэтому я решился выбросить их.) Лечение продолжалось, в какой-то момент у врача не оказалось образцов, и он выписал мне рецепт на капли combigan.

Тут меня взяло сомнение. «Нельзя так лихачить, – сказал я себе. – Глаз заживает медленно, вдруг эти капли – как раз то, что ему нужно. Бог милостив, может быть, убережёт меня от всех возможных осложнений, честно перечисленных в приложенной бумажке». И отправился в аптеку.

Фармацевт взглянул на рецепт, принёс знакомую мне коробочку, содержавшую пузырёк размером с напёрсток.

Я уже полез за кредитной карточкой, но на всякий случай спросил:

– А сколько это будет стоить?

Теперь приготовьтесь. Представьте себе, что вы зашли в уютный ресторанчик, размышляя лишь о том, чем побаловать себя на обед: пирогом с курятиной или фаршированной камбалой? И вдруг замечаете, что у официанта под распахнувшейся курткой, за поясом торчит пистолет. И до вас доходит, что ресторанчик, скорее всего, захвачен мафией, и все посетители в нём, сами того не подозревая, являются пленниками и заложниками.

– Триста долларов, – спокойно ответил аптекарь.

Перефразируя Книгу Бытия, 2:7: «И открылись глаза у него, и понял он, что наг и беззащитен. И не из чего ему было сшить опоясание».

Я хотел закричать «грабят!». Я с горечью вспомнил, что выбросил в мусор триста долларов. Я подумал, не снимают ли меня скрытой камерой для розыгрыша. В конце концов, не нашёл ничего лучшего, чем сказать ни в чём не повинному аптекарю:

– Позор на вашу голову!

Спрятал кредитку, ушёл, но снова мозг сверлил вопрос: а если бы лекарство было выписано кому-то из близких? Даже если у кого-то из нас хватает духа не поддаться медицинскому шантажу, наши близкие остаются заложниками в руках всемогущей террористической фармократии.

Однажды по каналу «Планета животных» показали передачу про лосей в Канаде. Могучий самец царственно стоял рядом с заснеженной елью, выпускал струи пара из ноздрей, оглядывал блестящим глазом свои владения. Потом сделал несколько шагов и вдруг зашатался и повалился боком на землю. Красивые рога беспомощно воткнулись в снег.

Лесничий и ветеринар приблизились к нему, вкололи снотворное и приступили к осмотру. Животное внешне выглядело вполне здоровым, не было заметно никаких ран и увечий. Только когда пальцы ветеринара раздвинули густую шерсть на шее, стала ясна причина недуга: вся кожа была покрыта крупными чёрными пузырями – налившимися кровью клещами. Некоторые были размером с ягоду смородины, другие – с черешню. Они чувствовали себя очень уютно. И не догадывались, что обескровленный ими лось скоро погибнет и их безбедное существование придёт к концу.

Точно так же здравоохранение, страхование и фарма превратились в клещей, высасывающих финансовую кровь из могучего организма рыночной экономики Америки. Клещ, как мы знаем, впивается намертво, вырвать его можно только с плотью. Но, вдобавок к этим трём, из здоровых тканей социальных институтов страны высасывает кровь и четвёртый опасный паразит: 800-тысячная армия адвокатов.

Вглядимся в те формы, которые эта уникальная порода приняла в Америке в начале XXI века.

Должен предупредить читателя: при работе над этой главой мне будет нелегко сохранять объективность. Мой опыт столкновений с американскими адвокатами хорошо описывается строчками Бродского: «Нам судья противен, защитник – страшен». Или отрывком из «Дневника писателя» Достоевского:

«Мне кажется, что избежать фальши и сохранить честность и совесть адвокату так же трудно, как и всякому человеку – достигнуть райского состояния… Мне всё представляется какая-то школа изворотливости ума и засушения сердца… Адвокат никогда не может действовать по совести, не может не играть своею совестью, если б даже и хотел не играть, это уже такой обречённый на бессовестность человек»[254].

Это крапивное семя, эти крючкотворы, эти пиявки ненасытные…

Стоп! Нужно взять себя в руки.

Великая страна Америка создавалась великими адвокатами: Джон Адаме, Александр Гамильтон, Патрик Генри, Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон. Из 55 делегатов, вырабатывавших основы американской Конституции летом 1787 года, 31 был адвокатом. Любая человеческая профессия подвержена трансформациям и дегенерации. Могли ли первые христиане представить себе, что тысячу лет спустя профессия христианского священнослужителя будет включать в себя обязанность сжигать людей заживо?