– Проходите, пожалуйста! – пригласила меня горничная. – Они вас не тронут!

В этом я сомневалась, потому что любопытство песиков перешло из пассивной стадии в активную и они направились ко мне, явно желая познакомиться поближе. Оставив дверь открытой, горничная вышла из дома, чтобы проводить меня, но тут собаки, увидев вожделенную, наверное, лазейку, со всех своих лап рванули к двери. Горничная пискнула и, забыв о политесе, бросилась за ними, а я, заинтересовавшись, поспешила следом. Войдя в дом, я сориентировалась на шум и, попав в большую комнату, по виду гостиную, искренне восхитилась, увидев творившееся там безобразие.

На диване сидела Зинаида Тимофеевна, рядом лежало вязанье, а она с мухобойкой в руках воевала со щенками, защищая большого пушистого кота, который, выгнув спину и вздыбив шерсть, яростно шипел на собак, прячась у нее за спиной на спинке дивана. Щенки же, поставив передние лапы на сиденье, изо всех сил тянулись к коту, не обращая внимания на удары, которые щедрой рукой раздавала им Зинаида Тимофеевна, – видимо, они считали это частью игры.

– А ну кыш, бесстыжие! – приговаривала она. – Он вам что, игрушка, что ли!

Не одну меня привлек шум, потому что в дверях появилась Надежда, а за ней вбежали два мальчика лет семи и пяти.

– Ты, Тимофеевна, не напрягайся, а то у тебя опять аритмия разыграется, – сказала Надя Зинаиде Тимофеевне и грозно обратилась к собакам: – Опять? Ну, я вам сейчас задам!

Видимо, щенки знали, чем это кончится, потому что, оставив кота в покое, мигом, чуть не сбив каждый по стулу, нырнули под большой обеденный стол, покрытый спускавшейся до пола скатертью. Мальчики в полном восторге полезли за ними. Надежда отодвинула пару стульев, закинула скатерть наверх и потребовала:

– А ну, вылезайте немедленно! Все четверо!

Ответом ей был радостный смех детей и сопение щенков.

– Господи! В мои-то годы! – горестно сказала она, кряхтя, опустилась на четвереньки и полезла под стол.

В полном восторге наблюдая эту картину, я совсем не заметила, что в комнате появилась Клавдия Петровна. С ходу оценив происходящее, она громко позвала:

– Дима-а-а!

Почти тут же раздался его голос:

– Лада, что случилось?

– Забери отсюда этих бандитов, пока они весь дом не разнесли! – попросила она, но никакого недовольства в ее голосе даже близко не было – она сама веселилась, глядя на эту возню.

Горничная, все это время тихой мышкой простоявшая у стены, наконец отважилась и извиняющимся голосом сказала:

– Клавдия Петровна! Я не виновата! Они сами!

– Да ладно тебе! – отмахнулась та. – А то я сама не знаю, на что эти черти способны!

Тут и Дмитрий Дмитриевич появился, в спортивном костюме, из-под ворота которого виднелась десантная тельняшка, и в тапочках. Он, посмеиваясь, посмотрел на торчавший из-под стола зад Надежды, послушал, как безобразничают под столом дети и щенки, и, развернувшись, ушел. Вернулся он почти мгновенно, но был уже в кроссовках и ветровке.

– Всем немедленно вылезти из-под стола! – приказал он.

Под столом тут же все стихло. Первой вылезла Надежда. Тяжело дыша, она пожаловалась – почему-то мне:

– Как хорошо мне жилось в «Развалинах»! Тихо и спокойно!

– Устала? – спросила ее Клавдия Петровна. – Может, на пенсию пойдешь?

– Не дождетесь! – выразительно сказала Надя. – Я еще до Митькиных правнуков доскриплю!

Следом за ней из-под стола выбрались виновато потупившиеся дети, а потом и собаки высунулись, с несколько смущенным видом.

– Безобразничаете, значит? – строго спросил Дмитрий Дмитриевич.

Головы детей поникли еще ниже, а щенки окончательно сконфузились. И тут он произнес магическое для каждой собаки слово:

– Гулять!

Разом воспрянув, щенки в полном восторге бросились к нему и заюлили, запрыгали, ставя передние лапы ему на ноги и заглядывая хозяину в глаза.

– И мы тоже! И мы тоже! – обрадовались мальчишки.

– Куда же без вас? – усмехнулся он и позвал: – Галя! Одень детей и отведи их на берег!

– Хорошо, папа! – донесся до нас женский голос – наверное, Митиной жены, и дети убежали к ней.

Дмитрий Дмитриевич увел собак, и в комнате сразу стало тихо. Надежда, потирая поясницу, укоризненно сказала горничной:

– Прими плащ у Татьяны Александровны!

Та приблизилась ко мне с виноватым видом, и я отдала ей плащ, после чего спохватилась и наконец-то поздоровалась со всеми, вручив букет Клавдии Петровне.

– Какая прелесть! – улыбнулась она, приблизив цветы к лицу.

– Давай я их в воду поставлю, – сказала Надежда, забирая у нее букет.

– Весело тут у вас, – сказала я.

– Скучать не приходится, – подтвердила Надежда и пообещала: – Сейчас насчет чая распоряжусь.

– Мне, если можно, кофе, – попросила я.

– Значит, кофе, – согласилась она.

Мы с Клавдией Петровной прошли к стоявшим рядом с диваном креслам с журнальным столиком перед ними и сели. Оставшись наедине с ней и с Зинаидой Тимофеевной – успокоившийся кот не в счет, – я немного растерялась, потому что не знала, как начать разговор, Клавдия Петровна меня поняла и сказала:

– Таня, ты хотела меня о чем-то спросить?

– У меня так много вопросов, что я даже не знаю, с чего начать, – призналась я, а потом решилась: – Клавдия Петровна…

– Зови меня как все – Лада, – предложила она.

– Спасибо, Лада! – согласилась я. – Так вот, я не могу понять, зачем вы вообще вышли замуж за Семена! Ну, не укладывается это у меня в голове!

– Я попробую тебе объяснить, но не уверена, что ты поймешь, – сказала она. – И не потому, что ты глупая, а просто поколение другое, воспитание, менталитет… Только долгая это история.

– И все-таки, очень прошу вас, расскажите! – попросила я.

– Ну, хорошо! Дима тогда прямо с выпускного вечера ушел, и я страшно на него обиделась, а уж когда узнала, что он, не попрощавшись со мной, из Расловки уехал, мне уже не до обид стало! Поняла я, что бросил он меня! И это после всего того, что между нами было! Вот и я решила уехать из деревни побыстрее, чтобы ничего мне о нем не напоминало. Мама, конечно, ничего понять не могла, сердилась на меня… До вступительных экзаменов еще целый месяц, а я уже лыжи куда-то навострила. А мне в деревне невмоготу было оставаться, на меня же все пальцем показывали – брошенная, мол! Любовь-то наша с Димой у всех на виду протекала. А если узнал бы кто-нибудь, что я не девица уже?! Тут уж не только мне, но и маме моей позор несмываемый! Словом, поругались мы с ней страшно, но я на своем настояла!

– В отца пошла! У него характер был крутой, да и я тоже не сахар! – подала голос Зинаида Тимофеевна. – Словом, собрала она вещички, а я тем временем отцу ее в Тарасов позвонила и попросила дочке с жильем помочь.