Валерий Петрович в расшнурованных ботинках на босу ногу стоял у барака – под высоченным тополем – на том месте, где вечером находился «пежик».

Теперь машины и след простыл. И вместе с ней исчезли и Татьяна, и Павел.

…Накануне поздно вечером они чудесно посидели за импровизированным ужином, накрытым в барачной комнате на двух колченогих табуретах. Танюшка, лисичка, обволокла его своей заботой: «Валерочка, скушай еще сосиску. Валерочка, добавки картошечки хочешь?» И он расслабился. Впервые с воскресенья, с начала этой истории, расслабился.

Они были втроем, все вместе, и никому из них в данный момент ничего не угрожало. Экс-полковник даже выпил банку пива. И затем спокойно уснул.

А проснулся посреди ночи, и… На кровати в его комнате нет Пашки. А из соседней комнатухи исчезла Татьяна. И «пежика» как не бывало.

А ведь во сне ему, кажется, приснилась разгадка этой истории.

Ему бы сейчас полежать спокойно, додумать все до конца – и он бы понял. Все понял. Обо всем догадался.

Но нет, когда он увидел, что кровать рядом с ним пуста, мысли сбились, полетели совсем в другом направлении.

Он посмотрел на часы со светящимися стрелками.

Без четверти два.

Что же там было у него во сне?

Хвостик клубка, который, казалось, вот-вот размотается, ускользнул от него в тот момент, когда он проснулся. Проснулся и понял, что он в комнате один.

Один, один… Это была новая данность. И с этим надо было смириться. И думать о деле.

Господи, о чем же он догадался только что во сне – почти догадался?

* * *

– Значит, так, Паша. – Татьяна стояла перед Синичкиным серьезная, сосредоточенная. – План предлагается следующий.

Часы на кухне в квартирке в Замоскворечье, которую арендовала Садовникова, показывали без десяти два. Таня демонстрировала Павлу свои временные владения.

– Через час он придет…

– А если не придет? Передумает?

– Ты что, – ухмыльнулась она, и в голосе ее прозвучала деланая обида, – хочешь сказать, что он найдет кого-нибудь лучше меня?

– Может быть, он найдет кого-то доступней тебя? – усмехнулся Павел. – И дешевле?

– Тогда – если он вдруг не появится – я сама ему позвоню. Телефон его у меня записался. И совращу его. И заманю.

– Ну а что дальше?

– Будем исходить из того, что он придет вовремя?

– Давай.

– Ты, Павел, спрячешься в этот шкаф. Пистолет при тебе?

– Вот – газовый.

– А выглядит как настоящий.

Синичкин вздохнул:

– Выглядит-то он выглядит, да только не тем стреляет…

– Какая разница! Главное – ты, Пашенька, со мной. И, значит, спасешь меня от кого угодно.

– Ах ты подлиза!

Она покачала головой:

– Нет. Я просто в тебя верю… Короче, Паша, ты прячешься в стенной шкаф… Он приходит, этот маньяк несчастный… Ты скрываешься – до тех пор, пока я не закричу: «На помощь!» Ну или что-нибудь вроде того… А дальше уж ты на него бросаешься и начинаешь тут же его колоть. У тебя с ним наступает момент истины. Ты Богомолова читал?

– Нет.

– «В августе сорок четвертого» не читал?!

– Кино смотрел.

– Кино – ерунда. Все равно, как выпускник Высшей школы милиции, ты должен знать, каким образом раскалывают преступников, взятых непосредственно на месте преступления. Они ведь легче колются, правда?

– Когда как.

– А ты его расколешь.

– А если он сразу, с порога, ударит тебя?

Таня пожала плечами:

– Тебе придется следить за обстановкой.

– А если он ударит ножом?

– Но ты ведь слышал – Валера рассказывал: он сначала связывает свои жертвы, а потом только начинает их мучить…

– А если он сразу полезет к тебе – как мужчина?

– Но ведь Валера говорил, что он импотент и у него ни с одной из жертв никогда ничего не было.

– А все-таки – если?..

– Не знаю. – Татьяна зябко обняла себя за плечи. – Наверное, тогда я закричу.

Синичкин прошелся по квартире, выглянул в окно за жалюзи. По улице, освещенной молочным светом фонарей, проезжали редкие машины.

– Таня, можно спросить?

– Смотря что.

– Тебе не страшно?

– Еще как! А тебе?

– Страшно. За тебя. Может, ну ее к бесу, эту ловлю на живца? Может, вызовем ребят с Петровки? У нас еще час времени, они успеют приехать. Они просто возьмут его, этого извращенца, и потрясут. Зато – минимум риска. А?

– А если он уйдет в несознанку?

– У наших ментов мощные методы. Душу из него вытрясут. Прямо тут.

– А если его папаша, этот генерал ФСБ, прознает, что мы здесь засаду устроили? И догадается – на кого засада? И приедет раньше ментов?

– Откуда он узнает! Мы же на Петровку будем звонить, а не в ФСБ.

– А ФСБ у нас все знает. И то, что происходит на Петровке, – тоже. Нет уж, Пашенька, милый!.. Давай доведем это дело до конца. Вдвоем. Без всяких ментов.

Ведь ты же мне обещал. Сдержи свое слово, ладно?

Синичкин набычился и пробурчал:

– Хорошо.

* * *

– Ну, где она?

– Я не знаю.

– Говори, говори, говори!

Удары посыпались один за другим. Он закрыл голову руками. Захрипел:

– Не надо… Прошу вас… Пожалуйста… Перестаньте…

Один из мучителей дернул другого за рукав.

– Осторожней, Кобылин. Не перестарайся.

– Да пошел он!.. Черт, я руку об него разбил…

Он рыдал у их ног – уже сломленный, уничтоженный, жалкий:

– Ну не надо! Не знаю я ничего! Не видел я ее!

– Слушай, гнида!.. Ты мне надоел. Сейчас я включаю в сеть утюг, и.., будет очень больно. Очень. На стену полезешь. Я тебе обещаю.

А он все валялся у них в ногах и плакал:

– Ну не знаю я ничего!

– Давай, Кобылин, тащи аппарат.

– А-а, чтоб тебя!

Кобылин в сердцах разогнался, прыгнул – и обеими ногами ударил человечка в голову. Тот дернулся, страшно закричал, откатился, замер.

Кобылин нагнулся к нему, потряс:

– Еще ? Хочешь еще ?