Переходя к другой теме, замечу: хотя заранее невозможно сколько-нибудь уверенно предсказать, к какому исходу приведет хаос, которым неизбежно будет сопровождаться крах евро (см. главу 4), думаю, что полный возврат к национальным валютам вряд ли возможен (и нежелателен). Германия, безусловно, могла бы поддерживать успешный валютный союз с Нидерландами, Австрией и Финляндией, и этот выход оказался бы самым подходящим. Нельзя исключать и того, что к союзу примкнули бы Дания и Швеция и даже, вероятно, Норвегия и Швейцария, хотя многое здесь зависит от предлагаемых условий членства и притязаний союза на статус государственности.

Нельзя исключить, что Франция встанет во главе латинского валютного союза, куда помимо нее войдут Испания, Италия и Португалия. Возможно, что и Греция примкнет к такой группировке, хотя могла бы решиться пойти собственным путем (подробнее об этом поговорим в главе 10).

Право, станет полнейшей нелепостью, если ненужный и опасный интеграционный проект под названием евро, долженствовавший, по замыслу, объединить Европу, вместо этого напрочь расколет ее единство. Но это означало бы, что, как и призван убедить вас основной посыл данной книги, принимать дурные решения – это «визитная карточка» и само существо Евросоюза.

Если крах евро действительно обернется развалом Евросоюза, нам, видимо, следует расценивать такой исход, выражаясь словами Карла Маркса, как неизбежное следствие внутренних противоречий самого ЕС.

Последствия проходившего в сентябре 2014 г. референдума о независимости Шотландии, сопровождались бы они развалом евро или нет, могли бы также подвигнуть ЕС на радикальные перемены. Дебаты, развернувшиеся как до референдума, так и после него, подогрели интерес к вопросу, осталась бы Шотландия в составе Великобритании, если бы та проголосовала за выход из состава ЕС? Вдобавок возник спор, может ли новое конституционное устройство, которое, судя по всему, было бы выработано для Великобритании после референдума, послужить в качестве лекал для построения нового Евросоюза?

Вот уже некоторое время ни для кого не секрет, что средний шотландский избиратель более благосклонно настроен по отношению к Евросоюзу, чем его сограждане в остальных частях Великобритании. Вероятно, это можно объяснить тем, что шотландцы рассматривают Евросоюз как ценный и полезный противовес Вестминстеру, но у некоторых чувства по этому поводу куда более глубокие. Если Великобритания проголосует за выход из ЕС, может возникнуть потребность, и весьма настоятельная, провести в Шотландии новый референдум, и при сложившихся на сегодня обстоятельствах вполне вероятно, что, если перед шотландцами встанет выбор, они в большинстве своем предпочтут Евросоюз Соединенному королевству.

Но едва ли такой жесткий выбор вообще встанет перед шотландцами. В ходе кампании перед референдумом 2014 г. стало очевидно, что Евросоюз не слишком-то расположен давать шотландцам гарантию членства. Если Шотландия выйдет из состава Великобритании и тем самым – из состава Евросоюза, ей придется подождать в очереди наряду с другими вероятными кандидатами в члены ЕС – и без гарантии, что ее непременно допустят в состав ЕС. В самом худшем случае Шотландию ожидают тягостные времена, поскольку она обнаружит, что предоставлена самой себе и к тому же без всякой гарантии, что сумеет в сколько-нибудь обозримом будущем обеспечить себе надежное пристанище и место под «оборонительным зонтиком» НАТО.

Более того, в вопросе возможного членства Шотландии Евросоюз вовсе не блефует, потому что, как обнаружилось, у него на руках еще двое кандидатов на выход из состава государств-членов: Каталония, желающая выйти из состава Испании, и область Венето – из состава Италии. Самое малое, что скорее всего предпримут эти два государства, так это будут настаивать, чтобы Евросоюз чинил всяческие препоны вступлению Шотландии в его состав, в расчете, что это охладит пыл их собственных потенциальных отщепенцев. Если дело дойдет до еще одного референдума, одного этого может хватить, чтобы отбить у шотландцев желание голосовать за выход из Великобритании.

Референдум возымел и более радикальные – и потенциально более позитивные – последствия. Во время дебатов в преддверии голосования все представленные в британском парламенте политические партии пообещали Шотландии широкую автономию в случае, если она проголосует за то, чтобы остаться в составе Великобритании. Сейчас предпринимаются шаги во исполнение этих обещаний. Однако сама эта ситуация разворошила осиное гнездо конституционных подтекстов самой Великобритании. В Англии поднялась волна серьезного возмущения, что при сложившейся ситуации шотландцы мало того, что получат возможность самостоятельно решать свои внутренние вопросы, так их парламентарии к тому же будут голосовать и по вопросам, непосредственно затрагивающим Англию.

Такое впечатление, что все это приведет к одному из двух исходов: шотландским парламентариям в Палате общин запретят голосовать по чисто английским вопросам; или будет решено сформировать отдельный парламент для Англии, а то и даже ряд отдельных региональных парламентов. А Вестминстеру оставят полномочия в вопросах, касающихся всей Великобритании в целом, таких, например, как оборона, международные отношения и охрана окружающей среды.

Пока преждевременно судить, во что все это выльется, но второй вариант можно было бы рассматривать как шаблон для будущей эволюции самого Евросоюза, иными словами, как идею предоставить значительную автономию его составным частям, притом что институты федеративного уровня сосредоточатся на вопросах, которые как раз и должны решаться именно на этом уровне.

Именно на страже этого и должен стоять принцип субсидиарности. Но, как я уже отмечал в главе 3, это идет абсолютно вразрез с господствующим в Евросоюзе духом, а в основе его – тяга к централизованному контролю и гармонизации всего и вся. И потому, что бы там ни толковали лидеры ЕС про субсидиарность, на деле Евросоюз практикует нечто прямо противоположное этому принципу.

Предположим, однако, что Евросоюз все же преобразует сам себя в федералистское государство в рамках той же логики, какая предложена выше для решения проблемы Великобритании. Но в таком случае возникает вопрос, смогут ли ныне существующие государства – члены Евросоюза сохранить за собой вообще хоть какую-нибудь полезную роль?

Возьмем в качестве примера Великобританию. У Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии уже имеются свои наделенные определенным кругом полномочий правительства. Теперь предположим, что и Англия будет разделена на ряд административных регионов каждый со своим правительством, и Лондон безусловно станет одним из таковых. Далее сделаем предположение, что полномочия в таких сферах, как оборона, международные отношения и сбережение окружающей среды, будут переданы на уровень Евросоюза. Так что же, скажите на милость, останется в сфере компетенции британского парламента и британского правительства? И к чему тогда будет само государство под названием Великобритания? Не так уж трудно представить, что оно будет целиком и полностью расформировано.