— Идемте на кухню. В комнате ребенок спит.

Они перешли на полушепот. Усевшись на табуретки, девушка не спускала с него глаз.

— Я рада, что вы живы.

— Случайность. Повезло.

— Я думала, вы погибли. Иначе пришли бы раньше.

— Зализывал раны.

— Понимаю. Знаете, кто в вас стрелял?

— Да. С этими господами я разобрался, но ответов на вопросы не нашел. Хочу понять, кто нанял стрелков. Стрелки указывают на некоего одноногого майора в отставке. Беспринципная личность. Но он в деле не участвовал. Значит, его тоже наняли. Многослойный пирог получился.

— Вы правы, Борис. Меня тоже взяли на заметку. Установили мою связь с Иваном. Отпираться я не стала. Ничего криминального они не раскопали.

— Вам не кажется, Рита, будто в деле было гораздо больше участников, чем нам известно? В итоге ребят расстреляли, добыча исчезла. Кто-то за нами наблюдал со стороны. План разрабатывал я, он вполне надежен, и провалы исключались. Но в итоге мы остались ни с чем.

— И я тоже, Борис. Все остались с пустыми руками.

— Вот как? Странно, но о картинах никто знать не мог. Они не входили в мой план. Иван сказал о них в последний день и поставил нас перед фактом. Особого значения мы не придали его просьбе.

— Хорошо. Я вам расскажу о картинах. В Питере живет крупный меценат Виктор Андреевич Неверов. Русский, но гражданин Франции. Он женат на русской и имеет в России свой бизнес. У него есть очень дорогое хобби. Неверов скупает за границей картины, вывезенные из России в разные годы, и возвращает их обратно. Так получилось с пятью шедеврами Поля Гогена. Он купил их в Англии. Взял кредит в банке. Сумма большая, и он не потянул бы такую покупку. Картины надо было продать и вернуть кредит. Но он хотел их продать русским, чтобы вернуть картины в Россию. Так и получилось. Неверов продал шедевры Прозорову через аукцион. Теперь Гоген опять в моде, и Прозоров решил их вновь продать. Он отправил заявки в несколько торговых домов Запада, и они появились в каталогах. Узнав об этом, Неверов решил сам выкупить картины. Но Прозоров поднял ценовую планку выше разумных пределов. Дело в том, что мой отец сотрудничает с Прозоровым, и я была в его кабинете. Там в действительности висят подлинники. Поверьте мне, я не делаю осечек. Тогда мне в голову пришла мысль украсть картины. Исполнитель бы получил в награду содержимое сейфа. Там всегда полно денег. А теперь вспомните, кто вас натолкнул на идею обчистить офис?

— Иван.

— А Ивана науськивала я. Понимаете, это же чистой воды авантюра. Картины занозой врезались мне в голову. Глупая бездарная идея. Но Иван в нее вцепился смертельной хваткой, когда я уже остыла и не хотела думать о картинах.

— И все же он вам их принес.

— Конечно. На следующее утро. Перед тем, как вы поехали на дачу. Я так думаю, что вы не повезли награбленное с собой?

— Нет, конечно. Однако тайник пуст.

— Боюсь, что он был пуст еще при жизни Ивана. Вот почему вас решили убить. Вы сделали дело и стали лишними.

— Слишком уверенное заявление.

— Есть основания для такого заявления. Иван принес мне фальшивого Гогена. Хорошие копии.

— Значит Прозоров успел продать картины к моменту ограбления?

— Я тоже так решила. У Прозорова, большие связи с иностранцами и бизнесменами крупной руки. Ему не надо никуда ехать. Он может продать картины в Москве, а уж как и куда их вывезут — не его дело. И все же я решила проверить свою версию. На днях я отправилась в офис Прозорова. Мой отец попросил бизнесмена устроить меня на работу. О моей настоящей профессии Прозоров даже не догадывается. И вряд ли придал значение моему визиту. Я пробыла в его кабинете не менее получаса. Могу сказать со стопроцентной уверенностью — все пять подлинников Гогена висят на своих местах в тех же рамах. Их никто не крал.

Борис потрепал себя по волосам, будто хотел стряхнуть перхоть.

— Минутку. Вы дали Ивану пять картин для подмены. Насколько я знаю, их поменяли местами. Выходит, Иван вернул вам ваши фальшивки?

— Их подменили. Мне вернули более качественные фальшивки. Только от перемены мест слагаемых сумма не меняется.

— В чем же тут дело?

— Ответ может быть только один. Прозоров знал о готовящемся налете и подмене картин. Зачем же рисковать шедеврами?

— А деньги? Около двух миллионов долларов?

— Вы же их не нашли. Они пропали. И я не исключаю, что они вернулись на свое место в сейф Прозорова. Вот почему он так спокоен.

— Версия интересная, но абсолютно бессмысленная.

— Это с вашей точки зрения, Борис. Вячеслав Прозоров и Глеб Шульга ничего не делают просто так. С нашими мозгами очень трудно их понять. Я знаю одного отличного шахматиста и аналитика. Человек математического склада ума. По пятницам они собираются с друзьями играть в преферанс. Обычные партнеры. Но он ни разу не выиграл у них в карты ни одного рубля. Разве не парадокс?

— Сложную задачку вы передо мной поставили, Рита. Но коли я остался живым, то обязан разобраться в этой истории.

— Держите меня в курсе дел. На днях я иду на первое испытание к господину Прозорову. Хочу поработать у него, пока мне не отказано.

— Хорошо. Будем поддерживать связь. Рита проводила гостя до двери.

Внизу на площадке Бориса поджидала Соня.

— Это здесь ты свежим воздухом дышишь? Тебе нельзя выходить.

— Что случилось?

— Твоя жена приехала. Тоже следствием увлечена. Меня она не узнала, хотя в поселке мы с ней всегда здоровались. Сидит на скамеечке возле подъезда и показывает бабулькам фотографии парня и девушки на прогулке с ребенком.

— Докопалась все же. Лицо Бориса покраснело.

— Не переживай. Скоро вы увидитесь. Екнуло сердечко? Вот она, рядом.

— Прекрати. Катя может войти в дом. Давай поднимемся наверх. Рано мне еще о нашем свидании думать.

Дверь подъезда приоткрылась. Борис прижал Соню к стене и склонился к ее губам, оставляя обзору только свою спину.

Катя мельком глянула на влюбленную парочку и прошла мимо. Ей и в страшном сне не могло присниться, что так будет выглядеть ее первая встреча с ожившим мужем.

Она поднялась наверх, долго стояла перед дверью Риты, но позвонить так и не решилась. Она не знала, о чем ей говорить с любовницей покойного мужа своей пропавшей подруги. Нагромоздили пирамиду — сам черт не разберется.

Следственные органы блуждали в потёмках. Версии отрабатывались все, но рано или поздно они приводили к тупику. Частный сыск топтался на том же месте. Журавлев верил в чутье, нюх, интуицию, но никогда не опирался в решении задач на чувства, отдавая предпочтение фактам. И здесь грех жаловаться. Улик и фактов тоже хватало. Но они были несовместимы, как магнитные полюса.