Но говоря о европейской «пентархии», важно помнить, что соотношение сил этих пяти великих держав было уже не то, что в 1750 или даже в 1789 году. Несмотря на растущее могущество России, справедливости ради стоит отметить, что после свержения Наполеона на континенте прослеживался относительный баланс сил. С другой стороны, на море была абсолютно иная картина — там практически монопольно господствовали британцы, что поддерживалось их положением наиболее экономически развитой страны на фоне конкурентов и одновременно укрепляло его. В некоторых случаях, например в Индии, это было результатом длительной вооруженной экспансии и грабежей, так что война и погоня за наживой, соединившись, к концу XVIII века втянули в орбиту британских интересов весь Индостан{220}. Точно так же захват Санто-Доминго, через который проходило добрых три четверти всей колониальной торговли Франции до революции, к концу 1790-х годов превратил город в один из значительных рынков для британских производителей и реэкспорта. Кроме того, не только более активное (в сравнении с европейскими) расширение внешних рынков в Северной Америке, Вест-Индии, Латинской Америке, Индии и на Востоке, но и необходимость перевозить товары на значительные расстояния приносила ощутимую выгоду и была лучшим стимулом для развития таких направлений деятельности, как транспортировка грузов, посреднические услуги по продаже товаров, морское страхование, таможенные расчеты и банковские операции, которые еще больше упрочили позицию Лондона как нового финансового центра мира{221}. Хотя в последних научных исследованиях и ставятся под сомнение высокие темпы роста британской экономики в XVIII веке и заметное влияние на него внешней торговой{222}, все же остается фактом, что заокеанская экспансия бесспорно позволила Великобритании получить доступ к несметным богатствам, чем не могли похвастаться ее конкуренты. Получив к 1815 году под свой контроль большинство колоний Европы, господствуя на море и в реэкспортной торговле, а также продвинувшись дальше других стран в процессе индустриализации, британцы теперь стали самой богатой нацией с самым высоким уровнем доходов на душу населения. В течение последующих пятидесяти лет, как мы увидим далее, они станут еще богаче после того, как Великобритания превратится в «сверхдоминирующую экономику» в структуре мировой торговли{223}. Принцип равновесия, который так высоко ставили и Питт, и Каслри, распространялся лишь на европейские территории, но никак не на колонии и коммерческую сферу.

Это не очень удивляло более или менее разумных наблюдателей в начале XIX века. На фоне уверенности в собственном величии Наполеон все же временами был одержим Великобританией с ее неуязвимостью, господством на море, банками и системой кредитования и хотел бы стереть своего главного врага в порошок. Подобные чувства зависти и неприязни (возможно, в меньшей степени), несомненно, испытывали и испанцы, и голландцы, и многие другие, кому не нравилось, что британцы монополизировали все внешние рынки. Русский полководец Кутузов не испытывал особого желания вести свои войска дальше на запад после разгрома Великой армии в войне 1812 года и вытеснения ее остатков за пределы границ России. Возможно, он выражал большие сомнения в целесообразности полного разгрома Наполеона не только от своего имени, когда говорил, что «этими плодами не смогут в полной мере воспользоваться ни Россия, ни любая другая континентальная держава, а лишь те, кто уже господствует на море и чье превосходство было бы невыносимо»{224}. Однако конец империи был неизбежен: высокомерие Наполеона и его отказ от каких-либо компромиссных решений привели к низвержению узурпатора и принесли его злейшему врагу величайшую победу. Как иронично заключил прусский военачальник Гнейзенау, Великобритания обязана всем этому головорезу [Наполеону]. Что бы тот ни делал, все его действия в итоге приводили к росту величия, богатства и процветанию Англии. Теперь она — хозяйка морей, и нет никого, ни в ее вотчине, ни за ее пределами, кого бы она должна бояться{225}.

Мировая система в течение более чем полувекового периода развития с момента окончательного крушения империи Наполеона приобрела целый набор характерных особенностей. Некоторые из них носили лишь временный характер, другие же стали отличительными признаками новой эпохи.

Во-первых, устойчивый, а после 1840-х годов уже, можно сказать, стремительный рост интегрированной мировой экономики, который вовлек в трансокеанскую и трансконтинентальную торговлю и финансовую деятельность невиданное доселе количество регионов, но с центром в Западной Европе и с акцентом на Великобританию. Это время британской экономической гегемонии сопровождалось масштабным прогрессом в области транспорта и коммуникаций, быстрого распространения промышленных технологий из одного региона в другие и гигантским ростом выпуска промышленной продукции, что, в свою очередь, стимулировало поиск новых сельхозземель и источников полезных ископаемых. Устранение тарифных барьеров и прочих инструментов торгового регулирования на фоне получивших широкое распространение идей о свободной торговле и международной гармонии создало предпосылки для установления нового мирового порядка, отличного от того, что представлял собой XVIII век, время не прекращавшихся войн между великими державами Европы. Сильные потрясения и огромные средства, потраченные государствами на противостояние в 1793–1815 годах, которое в XIX веке называли не иначе как «первая мировая война», заставили как консерваторов, так и либералов встать на путь мирных инициатив и поиска равновесия, используя в том числе и средства, предусмотренные системой «Европейского концерта» и соглашениями о свободной торговле. Все это, безусловно, стимулировало процессы долгосрочного инвестирования в коммерцию и производство, а в итоге и рост мировой экономики.

Во-вторых, отсутствие длительных войн между великими державами не означало, что все межгосударственные конфликты исчерпаны. Даже наоборот, участились европейские и североамериканские завоевательные войны против менее развитых народов, и зачастую военные операции были связаны с экономическим проникновением на заокеанские рынки и быстрым снижением доли выпуска промышленной продукции. Кроме того, продолжали тлеть региональные и индивидуальные конфликты между европейскими странами, связанные главным образом с национальными вопросами и территориальными границами. Но, как мы увидим далее, открытое активное противостояние, как, например, франко-австрийская война 1859 года или военные действия, сопровождающие объединение Германии в 1860-х годах, были ограничены как по продолжительности, так и территориально, и даже Крымскую войну едва ли можно было назвать крупным конфликтом. Исключением из правила следует признать и как таковую рассматривать лишь Гражданскую войну в США.