— Но почему он не привез ее в кибуц? Там бы за ней и присмотреть могли. Что-то мне здесь непонятно, — сказала Сарит.

Михаэль Охайон глубоко вздохнул.

— Может, то, что я собираюсь сказать, — слишком личное, но, мне кажется, это поможет нам его понять. — В комнате стало тихо. Все повернулись к Михаэлю. — Сколько мне было, когда мы сюда приехали? Всего три года. Что может понять трехлетний ребенок? Что он может запомнить? Но одно я помню во всех деталях. — Михаэль поднял глаза и увидел, что Нахари смотрит на него с большим интересом и без какой-либо иронии. — Я помню только одно: все эти годы я хотел стать настоящим израильтянином — саброй. Я бы многое дал за то, чтобы люди не знали, что я родился не в Израиле. Мы всегда думаем, будто эта проблема существует только для евреев, родившихся в арабских странах, для марокканцев, например. Но на самом деле приехавшие из Польши и других стран хотят того же самого и ощущают ту же проблему. — Михаэль зажег сигарету, выпустил дым и взглянул на Сарит, прежде чем продолжить. — Это желание забыть свое прошлое, оказаться в том, что раньше называли «плавильным котлом» нации. Но если задуматься, то человек, оказывающийся в «плавильном котле», просто сгорает. Трудно себе представить, что творится в душе шести-семилетнего мальчика, когда он оказывается в доме для детей в кибуце, а у него есть сумасшедшая сестра-близняшка, пережившая Холокост. И кроме нее во всем мире — никого. На что он пойдет, чтобы выжить? Посмотрите на Джоджо — даже имя у него ущербное. Так не зовут детей даже в Марокко. И как он мог смириться с таким прозвищем?

— В кибуцах умеют давать прозвища, — сказал Нахари. — Можно целую книгу написать о происхождении прозвищ. Но не будем отвлекаться.

— Подумайте о нем: иностранный ребенок, без родителей, оказавшийся в кибуце. Он хочет заработать авторитет. Он растет, становится солдатом, носит шорты и сандалии, отвечает за производство хлопчатника, он достигает всего, чего хочет. Наконец, он женится в кибуце.

— Его жена ждет на улице, — сказала Сарит. — Обычная крашеная деревенская женщина.

— Видите, перед вами — член кибуца с родословной. И что вы думаете? Он признается жене, что у него есть сумасшедшая сестра. Я ее только что видел — большое растение. Она не может ни говорить, ни что-либо делать. Ее нужно кормить, мыть… Иногда ее даже кормят насильно.

— И что с ним вдруг случилось? — спросил Бенни. — Почему после стольких лет у него проснулась совесть и он поместил ее в частную больницу?

— Он говорит, что не может этого себе объяснить. Мне кажется, что виноват возраст, поскольку, как он говорил, без нее у него нет прошлого.

— Почему тогда не рассказать все в кибуце, чтобы получить помощь? — спросила Сарит. — Разве бы они ему не помогли?

— И признаться в том, что он не общался с ней все эти годы? Только Срулке знал об этом. Так мне сказал Джоджо. А Срулке, который, судя по всему, был серьезным человеком, ни с кем такими сведениями не делился. Джоджо не мог в этом признаться своей жене, не говоря уже об остальных кибуцниках.

— Но на что он тогда надеялся? — возбужденно спросила Сарит. — Что сможет ее содержать в этой больнице и никто об этом не узнает? И при этом платить десять тысяч шекелей в месяц?

— Он думал, что возьмет себе немного от этих полутора с лишним миллионов долларов и сможет содержать сестру в хорошей больнице. Вот что он думал, — произнес Нахари, показывая пальцами на сигаре, как немного Джоджо хотел взять от этой суммы.

— Но тут возникла проблема — обо всем узнала Оснат.

— Давайте проанализируем все еще раз, — сказал Нахари, раскладывая на столе перед собой листки бумаги.

— Я уже распечатала все пленки его допроса, — произнесла Сарит. — Даже не знаю, как мне это удалось — работала, как сумасшедшая.

— Молодец, — сказал Нахари, глядя на страницы с распечаткой. — Его настоящее имя — Эльханан. Эльханан Биренбаум, и одному Богу известно, как его имя превратилось в Джоджо. Он поменял фамилию на Эшель, поэтому ты, наверное, прав в своей догадке, — последнюю фразу он произнес, повернувшись к Михаэлю. — Здесь написано, что все произошло совершенно случайно, — сказал Нахари. — Он получил от швейцарцев более полутора миллионов долларов, чтобы помочь кибуцу выбраться из долгов, когда акции банка обесценились. На основную сумму, кроме той, которую мы обнаружили на личном счете, он приобрел государственные облигации — никаких рисков, зато и прибыли немного.

— Но как ему удалось узнать формулу крема? — проявляя нетерпение, спросил Бенни.

— Здесь все написано, — сказал Михаэль. — У Джоджо университетский диплом химика, это потом он учился сельскому хозяйству в Рехово-те. Он получил формулу от Дейва. Дейву не пришло в голову его в чем-нибудь подозревать, поэтому он все ему выложил в мельчайших подробностях. Кроме того, у него были ключи от сейфа. Это был человек, который имел доступ ко всему и который мог понять то, что читал. У них был человек в Швейцарии, который помогал им, когда они только начинали строить эту фабрику. Швейцарцы постоянно делали им предложения и всячески соблазняли. Но мы это пока рассматривать не будем. У нас просто нет времени разбираться с промышленным шпионажем.

— Я не понимаю, как вам удалось так быстро до всего докопаться? — спросила Сарит у Михаэля.

В комнате возникла неловкость, которая длилась до тех пор, пока Нахари не произнес сдержанным тоном:

— Да, проделана впечатляющая работа. Вот поэтому вы и здесь. Мы сюда кого попало не зовем.

Михаэль прокашлялся.

— Мне просто повезло, — наконец произнес он, — не хочу показаться скромником, но все-таки удача сыграла свою роль. Особенно с брокером. В банковских счетах мы не нашли ничего подозрительного, но тут я вспомнил о брокере, которого допрашивал два месяца назад. Помните? — он обратился к Нахари, который утвердительно кивнул. — Я пришел к нему, чтобы он объяснил процедуру продажи акций и все с этим связанное.

— Да ты просто изучил этот предмет, — сказал Нахари с нескрываемой иронией. — Теперь ты эксперт по облигациям и другим ценным бумагам.

— Позвольте напомнить еще раз, — сказал Михаэль, — что главной его целью было спасение кибуца, когда тот оказался на грани банкротства из-за обесценившихся акций банка. Ему нужно было полтора миллиона долларов, и он их получил из Швейцарии. Он никому не сказал и купил на эти деньги надежные облигации. В кибуце он сказал, что успел избавиться от акций банка до того, как тот рухнул. По его словам, он не хотел признаваться, что из-за него кибуц мог оказаться на грани развала, и у него не было времени просить разрешение на продажу формулы крема. К тому же он был уверен, что такого разрешения не получит.

— Хорошо, эти все свои показания он подписал, — сказал Нахари, указывая на бумагу, которая лежала перед ним. — Мы ждем, когда ты нам расскажешь про брокера, — напомнил он Михаэлю.

— Два месяца назад я допрашивал одного брокера, который был за что-то задержан. Вчера я поехал к нему, и он свел меня с другим брокером, который, как оказалось, был знаком с Оснат. Так получилось, что он с ней был знаком и даже пытался за ней ухаживать. Как видно из распечатки, Оснат тоже узнала обо всем совершенно случайно. Ей позвонил старый ее ухажер и попросил о встрече. Они встретились, и он ей сказал, что и не знал, будто она стала богатой женщиной.