Даглесс высморкалась и улыбнулась сквозь слезы:

– Я думала, что ты не расслышал.

– Что такое «ковбой»? Что такое «паспорт»? А «Гранд-каньон»? И не отодвигайся так далеко.

– Это такой овраг, – пояснила она, возвращаясь в его объятия, и принялась рассказывать об Америке, о своей семье и дяде, который женился на принцессе и стал королем Ланконии.

Когда в окно проникли первые робкие лучи рассвета, они начали строить планы. Даглесс позвонит своему дяде, Джею Ти, и попросит паспорт для Николаса, чтобы он смог поехать с ней в Америку.

– Зная дядюшку, можно поклясться, что он потребует от тебя приехать в Ланконию, где и подвергнет самому тщательному допросу. Но ты ему понравишься.

– А его королева?

– Тетя Ариа? Ну… временами она бывала чересчур властной, зато часто играла в бейсбол с нами, детьми. У них шестеро ребятишек. Кроме того, у нее имеется чокнутая подружка Долли, которая бегает по замку в голубых джинсах и короне.

Глядя на Николаса, его черные волосы и синие глаза, она вдруг подумала о его походке и манере иногда смотреть на людей так, что они съеживались.

– В Ланконии ты будешь своим, – решительно заключила она.

Они попросили завтрак в номер, и, уже сидя за столом, Николас неожиданно сказал:

– Я бы лучше съел клубничное мороженое.

Не успел он договорить, как они очутились на полу, сплетенные в объятиях, и, катаясь по полу, срывали друг с друга одежду. Потом они наполнили ванну водой и сели на противоположных концах, продолжая строить планы на совместное будущее.

– Мы поедем в Шотландию, – решила Даглесс. – И останемся там, пока не получим паспорт. Это чудесная страна.

Николас старательно разминал ступней ее живот.

– А ты снова наденешь высокие каблуки, чтобы кататься на велосипеде? – выпалил он.

Даглесс рассмеялась:

– Не издевайся! Эти туфли помогли получить все, что я хотела.

– И мне тоже, – согласился он, глядя на нее сквозь ресницы.

После ванны они оделись, и Даглесс объявила, что немедленно позвонит дяде.

Николас поспешно отвернулся.

– Я должен в последний раз вернуться в церковь, – тихо выдавил он.

Даглесс оцепенела.

– Нет, – прошептала она, прежде чем метнуться к нему и схватить за руки.

– Я должен, – грустно улыбнулся Николас. – Пойми, я каждый день там бываю, и ничего не произошло. Даглесс, взгляни на меня.

Она послушно подняла голову.

– Ты снова льешь слезы?

– Я просто боюсь, – призналась Даглесс.

– Я должен молиться. Пусть Господь простит меня за то, что я не желаю вернуться ради спасения жизни и чести. Ты понимаешь?

Даглесс задумчиво кивнула:

– Но я тоже иду и не отпущу тебя ни на минуту! Ясно? На этот раз я не стану ждать у церкви!

– Я больше не оставлю тебя, – прошептал Николас, целуя ее. – Сначала мы пойдем в церковь, а потом ты позвонишь дяде. А в Шотландии есть поезда?

– Конечно.

– Значит, и там все изменилось. В мое время это была дикая, глухая местность, где жили одни разбойники, – заметил Николас и, обняв ее за плечи, повел к выходу.

Даже в церкви Даглесс не отходила от Николаса. Он встал на колени, и она встала рядом с ним, крепко сжав его плечи. Она боялась, что он ее оттолкнет, но, когда этого не случилось, поняла, что, несмотря на деланую веселость, Николас перепуган не меньше ее.

Они больше часа стояли на холодном полу. Колени Даглесс болели, руки, вцепившиеся в плечи Николаса, затекли, но она и не подумала ослабить хватку. Дважды заходил викарий, молча стоял, наблюдая за ними, и так же безмолвно удалялся.

И как бы усердно Николас ни молил о прощении, Даглесс молилась еще истовее, чтобы Господь не отнимал его у нее. Чтобы позволил остаться с ней навсегда.

Наконец Николас открыл глаза и повернулся к ней.

– Я остаюсь, – объявил он с улыбкой и встал. Даглесс, совершенно окаменевшая, тоже попыталась встать, по-прежнему обнимая его. – Мои руки совсем онемели, – мягко упрекнул он.

– Я не отпущу тебя, пока мы не выберемся из этого места.

– Все кончено, – засмеялся он. – Разве не видишь? Я все еще здесь. И не превратился в мрамор.

– Николас, перестань шутить, и давай уйдем отсюда. Я не желаю никогда больше видеть твою могилу.

Все еще улыбаясь, он попытался сделать шаг, но тело ему не повиновалось. Николас, растерявшись, взглянул вниз. Прямо от его колен начиналась пустота. Там, где должны были стоять его ноги, был только пол.

Поняв все, он поспешно притянул Даглесс к себе и обнял с такой силой, словно хотел раздавить.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Всем сердцем и душой люблю тебя. И буду любить сквозь время и пространство.

– Николас! – испуганно воскликнула она. – Идем отсюда.

Он сжал ее лицо вмиг похолодевшими ладонями:

– Только тебя я любил, моя Даглесс. Никакую другую женщину. Только тебя.

И тут она ощутила. Ощутила, что его тело словно тает в ее руках.

– Николас! – вскрикнула она в страхе.

Он снова ее поцеловал, нежно, но со всем желанием, надеждой и любовью, которые испытывал к ней.

– Я иду с тобой! – прошептала она. – Возьми меня с собой. Господи! Позволь мне идти с ним.

Голос Николаса доносился словно издалека:

– Даглесс! Даглесс, любовь моя…

Неизвестно каким образом он освободился от ее объятий и теперь стоял перед своей могилой в средневековой одежде и латах. Сейчас его образ был нечетким, выцветшим, словно фильм, который показывают в слишком светлой комнате.

– Иди ко мне, – попросил он, протягивая к ней руку. – Иди ко мне.

Даглесс метнулась к нему, но не смогла добежать.

Яркий луч света проник в окно и отразился от его панциря.

И Николас исчез.

Какое-то жуткое, кошмарное мгновение Даглесс просто стояла и смотрела на надгробие. А потом… потом зажала ладонями уши и завопила, воплем, который просто не мог исходить из уст человека. От этого звука зашатались старые стены, задребезжали оконные стекла, и только могила оставалась безмолвной и холодной.

Даглесс рухнула на пол.

– Выпейте! – велел кто-то.

Даглесс поймала руку, поднесшую чашку к ее губам.

– Николас, – пробормотала она, слабо улыбаясь. Не дождавшись ответа, она открыла глаза и села. Оказалось, что она лежала на церковной скамье в нескольких футах от могилы.