Да бог с ним, с мешком. Куда хуже, что дьявол отнял у Венцеля Марцела разум и сделал его послушной игрушкой в коварном замысле палача.

Вначале у того все не складывалось с рисунками машины. И вместо семи дней он провозился с ними вдвое дольше. Весь город уже смеялся над бюргермейстером, и каждый считал своим долгом при встрече поинтересоваться с наглой улыбкой на губах, когда же наконец цех кузнецов возьмется за изготовление знаменитой машины.

И вот тот день настал. Палач принес исчерченные и многократно переделанные рисунки на бумаге. Сам сатана не смог бы на них что-либо разобрать. Только палач. Но как представить человека подлого ремесла горожанам? Как признаться, что Венцель Марцел совсем не мудрый бюргермейстер, а всего лишь вор, укравший чужие мысли? Нет, это было категорически невозможно.

Венцель Марцел, скрипя зубами, уселся вместе с палачом за его рисунки и долго пытался вникнуть в них. И особенно в сам механизм машины. Потом стало совсем невмоготу. Требовалось изучить и понять каждую отдельную деталь, каждый винтик, каждый крючочек и пружинку. На этом бюргермейстер готов был полностью сдаться и завыть по-волчьи.

Но палач, долго смотревший на вспотевшего от учения Венцеля Марцела, предложил разумный выход – назначить от города механика, который бы знал полностью машину и отвечал за ее изготовление. И, конечно же, этим человеком должен быть не палач, а… его помощник Патрик.

Оказалось, что этот Патрик не только вор, но и недоучившийся студент университета. И ему будет легче и проще понять все то, что никак не укладывалось в голове бюргермейстера. К тому же палач часто сможет находиться рядом со своим помощником и постоянно подсказывать ему решение того или другого вопроса. А значит, и сам будет в курсе возникающих проблем и сможет указать путь их устранения. Вот только нужно увеличить жалованье молодого человека. Значительно увеличить. И тогда Патрик со всем рвением отнесется к порученной работе.

Ну, сделать вора ответственным в таком сложном деле и легко, и трудно. Легко потому, что всегда можно держать его на крючке как грешника. А в случае неудачи все свалить на него и примерно наказать как виновника. Тогда насмешки бюргеров будут адресованы тому, кто заявил о своей готовности представить им чудо-машину.

Но уж слишком хитер и пронырлив был этот молодой человек. К тому же вор. Как такому доверить деньги и тайны? А если он раскроет, что все это придумал палач? И потом испарится с деньгами… Тогда хоть петлю на шею.

Хотя петлю можно набрасывать уже и сейчас.

Позавчера Венцель Марцел отдал Патрику последние десять золотых гульденов. Машина оказалась дьявольски дорогой. А самое страшное заключалось в том, что она никак не желала выполнять требуемые от нее действия.

То она ломала детали и чудовищно дорогие пилы, то впивалась в дерево и трясла им, то работала так медленно, что просто хотелось выть. И при этом, как правило, присутствовали до полусотни бюргеров, которые степенно, но с глумливой улыбкой обсуждали всю машину целиком и каждую деталь отдельно.

Но у проклятого палача на все были свои объяснения. Он неустанно требовал новых деталей, каких-то невероятных полотен для пил и более дорогого железа для их изготовления.

Двенадцать дней подряд бродил Патрик от дома палача к бюргермейстеру, от него – к старейшине цеха кузнецов, а от того – за город, к ручью, где собирали и испытывали машину. А на дьявольский тринадцатый день этот молодой вор пришел к Венцелю Марцелу и потребовал еще золота. «Для филигранной отладки машины!» – сказал он. И одураченный дьяволом бюргермейстер со слезами на глазах протянул ему последнее.

После этого тело Венцеля Марцела отказалось подчиняться разуму и ослабело настолько, что готово было рухнуть там, где стояло.

– Дорогой бюргермейстер, для того чтобы определить вашу болезнь, мне нужно осмотреть вас и вашу мочу. Вы должны подробно рассказать, что вас беспокоит и в чем заключается ваше недомогание. А как же я смогу это сделать, если вы не желаете отбросить одеяла и предстать перед вашим лекарем? Ну же, вы ведь не малое неразумное дитя. Смелее. Позвольте, я сниму с вас одеяло.

Венцель Марцел не подал даже звука и только крепче ухватился за одеяло.

Гельмут Хорст печально вздохнул и, допив вино, сказал:

– Оставляя меня в бездействии, вы еще более радуете вашу болезнь. Так нельзя. Будьте благоразумны. Вы поступаете, как некоторые наши бюргеры. Отказываетесь принять мою ученую помощь. Может, вам, как и этим тупым бюргерам, проще обратиться к палачу? Они так и поступают, пользуясь его сомнительными настойками и мазями. Говорят, они им помогают. Но это не лекарства. Это козни дьявола. Ведь все знают, что палачи выпрашивают снадобья у демонов и их слуг – ведьм и колдунов. А вы человек ученый, как и я. Значит, мы должны помочь друг другу. Ну же, смелее. Позвольте вас осмотреть и назначить лечение.

– У-у-у, – тихо завыл Венцель Марцел.

Лекарь подался вперед.

– Это уже лучше. А теперь отбросьте одеяло.

Гельмут Хорст еще выждал и тяжело вздохнул.

– Хейла, принеси вина.

– У-у-у, – опять завыл бюргермейстер.

Дверь распахнулась. Вошла служанка с чашей вина и протянула ее лекарю. Затем она обратилась к лежащему под одеялом хозяину:

– К вам пришли гости. Много гостей. Что им сказать?

Венцель Марцел молчал, и Хейла, пожав плечами, вышла.

Не успел молодой лекарь сделать и двух глотков, как в спальню ввалились непрошеные гости. Хейла пыталась их остановить, но крепкие мужчины, не обращая внимания на ее уговоры, заполнили собой все помещение.

– Венцель Марцел, мы пришли к вам с радостной новостью.

Бюргермейстер высунулся из-под одеяла и увидел прямо перед собой Андреса Офмана, старейшину цеха кузнецов.

– Свершилось! Удалось получить точнейшую балку длиной в двенадцать локтей. Поздравляю. Это великое начало нашего общего дела.

Оттесняя кузнеца, вперед выступил купец Отто Штуфер.

– Если сделать еще с дюжину таких дубовых балок, – сказал он, – можно их сразу грузить на корабль и везти в Любек. За них дадут большие деньги. Я сам отправлюсь вместе с этим товаром. А оттуда я вернусь с ганзейскими купцами. Когда они увидят машину в работе, то денег не пожалеют. Правда, придется здорово поторговаться.

– Бюргермейстер, народ у ручья выкрикивает ваше имя и готовится устроить веселье в вашу честь, – радостно сообщил судья Перкель.

– А старейшина цеха каменщиков готов за счет своего цеха поставить каменную стену на том месте, где Патрик собирается сделать запруду. Да и цех столяров согласен хоть завтра приступить к сооружению для укрытия машины, изготовлению колеса и желоба для воды. Ко мне уже подходили и старейшины других цехов. Они просят принять от них работу и даже деньги, – продолжил старейшина кузнецов.

Из-за широких спин послышался голос Вертиса, главного городского менялы: