свет, и Рут держалась за руку Ларри, а Марк взял за руку Эстер, и получилось это само собой. Они все вместе, одна семья.

Стоя у стойки бара, Чак в открытую дверь видел, как Ларри со свей… жёнушкой прошёл мимо. Смешно, но совсем мужик обалдел, нашёл в кото втрескаться, она же не на него, на деньги его нацелилась. Любому недоумку ясно, что на хрена ей, условно-недоказанной, негр черномазый, могла и получше подцепить. Ну, так не зря говорят, что она то ли у жидов служила, то ли чуть ли не сама жидовка. Хотя вряд ли, жидов всех кончили, ещё Старый Хозяин на это своего ублюдка, старшенького, который в СБ заправлял, ставил. Жиды – они богатые, а Старый Хозяин не терпел, чтобы чужое богатство к нему не перешло. Ну, так значит, служила, там и набралась жидовского духа, влип Ларри, выдоит она его, а дурак втрескался по уши и ни хрена не соображает, аж лоснится от счастья. Нет, одному куда лучше. Чак допил свой стакан, не глядя бросил на стойку кредитку и пошёл к выходу. Ладно, пройдётся сейчас по барам, найдёт себе на ночь, баба – не проблема, когда деньги есть. А хомут себе на шею вешать… это для дураков. Вроде Ларри.

Когда Ларри с Эстер и детьми подходили к своему дому, стало уже совсем темно. И дом был тёмен и пуст. Ларри достал из кармана ключи и открыл дверь. В холле Эстер посмотрела на Рут и рассмеялась:

– Мой бог, Рути, ты же уже спишь.

Рут только вздохнула в ответ.

– Рут, Марк, – Эстер порывисто бросила свою сумочку на столик, – быстро наверх, спать, – и, видя, что у Марка тоже закрываются глаза, охватила их обоих за плечи и повела наверх, что-то быстро и ласково приговаривая на ходу.

Ларри тоже устал, но он положил рядом с сумочкой Эстер её пакет и заставил себя пройти в гостиную к камину и разжечь огонь, потом достал из бара и поставил на столик бутылку шампанского и два бокала, и уже на последнем усилии подошёл к окну, задёрнул шторы, вернулся к камину и сел в кресло. Эсти уложит детей и спустится. Он подождёт её здесь. Она придёт.

Уложив и поцеловав Рут, Эстер выключила в её комнате свет и зашла в комнату Марка. Тот уже разделся и лёг, но не спал. Эстер подошла к кровати и наклонилась над ним.

– Спи, Марк, уже поздно.

– Да, – он упрямо таращил слипающиеся глаза. – Я только спрошу…

– Ну, конечно, – она бережно подоткнула ему одеяло: судя по голым плечам, он спит без пижамы. – Вот так, а то ещё продует. Так, что ты хочешь узнать, Марк?

– Я уже могу звать тебя мамой?

– Ну, конечно, сынок, – Эстер осторожно коснулась губами его лба. – Спи, сынок. Оставить тебе свет?

– Нет… мама. Я… сплю.

Марк повернулся набок, свернулся клубком. Эстер плотнее укутала его, ещё раз поцеловала и вышла, погасив свет. А где Ларри? В спальне? Нет, там темно. Тогда… внизу? Эстер прошла к лестнице и стала спускаться. На полу холла лёгкий отсвет из… гостиной? Какой большой дом, как бы не заблудиться – улыбнулась она.

Ларри всё-таки даже не задремал, а заснул. И разбудили его лёгкое прикосновение к плечу и голос:

– Устал, милый?

Ларри вздохнул и открыл глаза.

– О, Эсти, прости.

– Нет, что ты, всё в порядке, – Эстер села в кресло напротив. – Дети спят.

– Да, спасибо, – Ларри потряс головой и сел прямо.

– Это тебе спасибо, Ларри, – улыбнулась Эстер. – Всё было так чудесно.

– Ты… – Ларри сглотнул, – ты очень красивая, Эсти.

Решимость и уверенность в успехе, поддерживавшие его все эти сумасшедшие дни, вдруг исчезли. Он совсем не знал, что говорить и делать, как оттянуть страшный момент их прихода в спальню, наступления первой брачной ночи, его первой ночи с женщиной.

– Эсти, я не стал заказывать шампанского в ресторане из-за детей, – начал он зачем-то объяснять. – Я думал… лучше здесь.

– Да, – кивнула Эстер. – Да, конечно, – и потянулась к бутылке. – Конечно, давай выпьем. Я открою…

– Нет, – Ларри оттолкнулся от кресла и встал. – Это должен сделать я.

Он достаточно быстро справился с пробкой и налил в бокалы золотистый, сразу вспухающий чуть шелестящей пеной напиток, поставил бутылку и взял бокал. Эстер взяла свой и тоже встала.

– За наше счастье, Ларри, – весело сказала она, видя, что он молчит. – За счастье наших детей.

– Да, – кивнул Ларри. – Да, спасибо, Эсти, за счастье.

Ларри пил шампанское третий раз в жизни – в первый раз в имении на Рождество, во второй на приёме в день открытия салона – и знал его коварство. Сначала ничего, вроде обычной несладкой шипучки, а потом горячая волна по телу, и ты уже пьяный. Но… но он и хочет сейчас быть пьяным, ведь трезвым он не скажет ей того, что надо, что обязан сказать, побоится, а пьяный – всегда храбрец. Всё это мелькнуло в его сознании, когда он касался губами края бокала и делал первый глоток. Второго он так и не сделал. Потому что Эстер сказала:

– И поцелуемся. Ты ещё ни разу не целовал меня.

Он послушно шагнул к ней, наклонился, потому что макушка Эстер доходила ему точно до подбородка. Эстер сама обхватила его левой рукой за шею, держа бокал в правой, и запрокинула голову, подставляя ему свои губы.

А вот целоваться Ларри не умел и потому просто прижался своими губами к губам Эстер. Странно, но ничего такого особенного, что не слишком внятно описывалось в книгах, он не ощутил. Это было приятно, но… нет, наверное, он уже пьянеет, вот и не ощущает.

Оторвавшись от его губ, Эстер глотнула из своего бокала. Шампанское уже приятно кружило голову. Тогда, один-единственный раз, Эд тоже принёс шампанское, они выпили и пошли в спальню, сделав целых три шага от стола к кровати, а Ларри… в чём дело? Она ему не нравится? Но… но она знает, что это не так, что…

Ларри чувствовал её растерянность и понимал: это он что-то сделал не так, неправильно. Но… но… мой бог, как же всё это… глупо. Нет, он должен сказать, сказать всё, всю правду. И если Эстер рассердится, нет, обидится и уйдёт… ну, что ж, значит… значит, не судьба.

– Что с тобой, Ларри? – тихо спросила Эстер.

– Эсти, – Ларри судорожно вздохнул. – Я… я не знаю, что делать.

– А что, Ларри? В чём проблема?

– Эсти, я… я не знаю, ничего не знаю, – и обречённо: –