— Получилось не очень любезно, — сказала Калли, делая глоток тепловатой жидкости, так как ее действительно мучила жажда.

— Да, не очень, — спокойно согласился Арман. — Но это одно из преимуществ, данное мне моим разнообразным и, возможно, неблаговидным прошлым. Мне позволены исключения, которые доступны немногим, поскольку никто не уверен, правда ли, что из шестерых, с кем я стрелялся на дуэли, четверо были убиты и двое ранены. Вот такой я человек — фатальный, надо полагать. Никто не хочет испытывать мою отвагу.

— Но ведь это выдумка, как и все другие фантастические истории, не так ли? — спросила Калли, более чем охотно расставаясь с темой ее любви к Саймону. Интересно, видел ли он, что Арман увел ее с танцев? И наблюдает ли он сейчас за ними?

— Не все истории вымышлены, только две или три, — сказал Арман, вынимая у нее из руки стакан и делая глоток, после чего сморщил губы и вылил оставшуюся жидкость в стоявший рядом горшок с пальмой. — Боже, как вы это пили? И как они могут это подавать? Так на чем мы остановились? Ах да, на моей репутации. Я лишь заложил для нее фундамент, Калли. Остальные части конструкции я предоставил завершить до странности легковерным и удивительно изобретательным умам нашего общества. Эти милейшие люди не знают, как им потратить свое время. Они не нашли ничего лучшего, чем строить предположения относительно моего прошлого, которое выглядит очень зловеще.

— Раньше вы были игроком, Арман? — Калли пристально смотрела на него, думая, что неплохо бы попросить его поцеловать ей руку, просто чтобы это увидел Саймон.

— Я играл в карты, — улыбаясь, ответил Арман.

— Вы были капитаном капера?

— Возможно, делил корабль или два с пиратами.

Калли захихикала, на тот случай, если Саймон наблюдает за ними. Ему наверняка не захотелось бы, чтобы она влюбилась в Армана Готье. Может даже, он посчитал бы своим долгом подойти к ним. О Боже! Неужели она так отчаялась? Да. К сожалению, да.

— И еще, — продолжала она, добавляя к сказанному Арманом собственные измышления, — на самом деле вы — незаконнорожденный сын турецкого эмира.

— Это было на прошлой неделе, я полагаю, — подмигнул ей Арман. — На этой неделе я — незаконнорожденный сын одного американского плантатора. Так думают в «Уайтсе», как говорит Боунз, и это вновь возвращает нас к Саймону. Он только что ушел. И Ноэль Кинси побежал за ним следом, словно симпатичный маленький поросеночек.

— Ушел? — спросила Калли. А она-то думала, что Саймон не сводит с нее глаз. Она с упавшим сердцем бросила взгляд на дверь. — И Филтон вместе с ним? Но он даже не видел меня!

— О нет, дорогая, видел, а остальное доверьте Саймону. Весь вечер он станет петь вам дифирамбы и расписывать ваши богатства. Он также скажет Филтону, что прошения всех претендентов на вашу руку будут проходить через Портленд-плейс и что решение, кому ответить «да», а кому отказать, от вашего имени примет он. Этого ему хватит, чтобы держать Филтона при себе до тех пор, пока этот подлец не проиграется до последнего пенса. Теперь вам понятно, моя дорогая? Вы помогаете Саймону. Правда. И при этом вы вне опасности, целиком и полностью, чего он и добивался.

Калли опустила плечи, позволив себе расслабиться, но только чуточку. Имоджин заметит, потом греха не оберешься, подумала она. Заставит балансировать с трехтомником «Гордости и предубеждения» на голове, а второй цикл упражнений она вряд ли вынесет.

— Арман, я уже совершенно запуталась в этих планах.

— Я представляю, Калли. С другой стороны, лично я никогда еще так не веселился. Ну а теперь, после того как мы достаточно долго избегали главной темы, может, мы к ней вернемся? Так вы влюблены в моего лучшего друга, виконта Броктона?

Девушка заморгала, прогоняя внезапно выступившие слезы.

— Вы не должны спрашивать меня о подобных вещах.

— В какой-то степени вы правы. Но сегодня вечером мы с вами были полностью откровенны, не так ли? Я задал вам вопрос. У вас есть ответ, Калли?

Она вымученно улыбнулась, вспоминая, что происходило в этот день несколькими часами раньше и как Саймон отверг ее.

— Да. Я люблю его. Люблю всем сердцем. Люблю за все добро, что он для меня делает.

Если до этой минуты Арман отвечал очень быстро, то сейчас он медлил. Поэтому Калли повернулась к нему, чтобы удостовериться, что он ее слушает. — Я знаю, что он меня не любит, — продолжала она. — Это так, Арман. Я абсолютно права.

— Конечно, вы абсолютно правы, Калли, — сказал Арман, похлопывая ее по руке. — А Саймон — осел.

— Нет! — воскликнула Калли. — Он замечательный человек. Лучший из всех.

У Армана прикрылись глаза, когда он зевнул в кулак.

— Знаю, знаю. Саймон — самый добрый парень на свете. Прямой, честный, высоконравственный. Всех этих качеств напрочь лишен я. Вас, вероятно, привлекают в нем его примерное отношение к матери, помощь бедным, благотворительность и забота о своих товарищах?

— Да, — призналась Калли, смутившись. — Я полагаю, это важные вещи.

Арман встал и подал ей руку, улыбаясь и делая вид, что не замечает слез в ее глазах.

— Странно. Похоже, на вас совершенно не произвели впечатления другие, более существенные качества Саймона. Что-нибудь еще вам в нем нравится?

Калли встала и, просунув руку под локоть Армана, последовала за ним. Они пошли по краю зала, обходя все еще вальсирующие там и здесь пары, к томящейся — и поникшей — Имоджин. И вдруг Калли вспомнила, что ей однажды сказала эта удивительная, любимая ею женщина.

— Да, Арман, — сказала Калли. — В нем есть нечто, что неизмеримо выше прочих его замечательных качеств. Он восхитительный, — добавила она с грустью, взглянув на откровенно удивленное лицо своего спутника и не замечая, как у нее по щеке скатилась одинокая слеза. — Саймон — совершенно восхитительный.

Арман Готье потерял дар речи, впервые в жизни. Но Калли этого не заметила. Не заметила по двум причинам. Во-первых, он довольно быстро совладал с собой и сказал, что тоже должен бежать в «Уайтс», чтобы помочь Саймону в случае необходимости. И во-вторых, потому что с их приближением Имоджин начала что-то торопливо и сердито говорить, хлопая веером и махая своими перьями. Лицо ее выражало одновременно тревогу и глубокое отвращение.

— Он старый, Калли, — сказала она, хватая девушку за руку и таща ее в соседнее кресло. — Ужасно старый… и, как оказалось, ниже меня ростом. Так и должно быть в его древнем возрасте. Царица небесная, приехал сюда пристраивать свою внучку! Ну скажите мне, что в нем осталось, в старом поседевшем псе? Я уже собралась симулировать обморок, только бы избавиться от этой скрипучей развалины.

— О ком вы говорите, Имоджин? — спросила Калли, едва успев попрощаться с Арманом Готье, прежде чем он направился к леди Джерси. Арман извинился перед хозяйкой вечера и вышел, оставив ее крутить руки. Завидные женихи покидали зал, как вода, вытекающая из дырявого ведра.