Маркетти сделал сочувствующее выражение лица.

– Смею вас уверить, на тех деньгах, что он положил в наш банк, не было написано, откуда они взялись. Я не занимаюсь криминальными расследованиями. Я банкир. Так что еще раз хочу сказать, что ничем не могу вам помочь, – управляющий поднялся, давая понять, что разговор завершен. – Был рад нашему знакомству…

– В России господин Варнаховский объявлен в розыск как преступник. По соглашению между нашими странами, французское правительство должно задержать объявленного преступника и выдать его нашим представителям. Соответствующее письмо уже направлено в правительство Франции.

– Так что же вы медлите? Вам следовало бы сообщить о нем в полицию.

Разговор затягивался, принимая все более неприятный оборот. Банкир вновь опустился в кресло.

– Господин Маркетти, дело в том, что в настоящее время он колесит по всей Франции, и мы просто не знаем, где именно он находится. И очень рассчитываем на вашу помощь.

– Мне нечего добавить к тому, что я вам уже сказал. Мы не выдаем информацию о вкладах наших клиентов.

Филимонов кивнул головой.

– Разумеется, я понимаю. Существует определенная этика, через которую вы не можете перешагнуть. – Гость поднялся. – Жаль, что наш разговор завершился именно таким образом. – Взяв цилиндр, он хотел было надеть его, как вдруг лицо приняло озабоченное выражение, как если бы он что-то вспомнил: – Да, кстати, мне известно, что наш государь собирается переправить в ваш банк три миллиона золотом.

Управляющий Маркетти едва не поперхнулся. Информацию о предстоящем вкладе он получил от чиновника по специальным поручениям и совершенно не полагал, что об этом может знать кто-то еще. Вот оно как складывается…

– С чего вы взяли? – выдавил из себя Маркетти.

– Не забывайте, все-таки вы имеете дело с сыскной полицией. Мне известно, что для вас очень важно, чтобы именно ваш банк получил эту сумму. Возможно, для вас это будет трамплином для предстоящего назначения в Париж. В моих силах перечеркнуть ваши честолюбивые планы и даже посоветовать императору внести деньги в какой-нибудь иной банк, по нашему мнению, скажем так, наиболее надежный…

– Хорошо, что вы от меня хотите? – после некоторого колебания произнес управляющий.

– Всего-то самую малость, господин Маркетти, – добродушно улыбнулся Филимонов, – вы должны будете заморозить счета господина Варнаховского.

– И на каком же основании, позвольте полюбопытствовать?

– На том основании, что деньги, вложенные в ваш банк, получены незаконным путем. Впрочем, вы можете привести Варнаховскому любую другую причину. Главное, чтобы он не мог воспользоваться этими деньгами.

– Кажется, я вас понимаю, – кивнул управляющий.

– Но это еще не все…

– Не все? Так что же вам еще нужно?

– Вы должны будете сообщить о его появлении полиции. И задержать его в банке до прихода карабинеров под любым благовидным предлогом.

Управляющий пребывал в задумчивости. В конце концов он решился – куш, лежавший на кону, перевешивал все сомнения.

– Вы меня ставите в затруднительное положение. Попробую… Хотя сложно сказать, что из этого получится.

Надев цилиндр, Филимонов посмотрелся в зеркало, висевшее над входом. И, убедившись, что головной убор сидит безупречно, произнес:

– С вами приятно иметь дело. Позвольте мне откланяться. Уверен, это не последняя наша встреча.

После того как за ним закрылась дверь, управляющий еще некоторое время сидел в задумчивости, стараясь предвидеть «плюсы» и «минусы» состоявшейся сделки: ведь ему никто не выкручивал руки, он не подписывал бумаг, а следовательно, вправе поступать по своему разумению.

«Плюсов» выходило все-таки больше.

Наконец поднявшись, он вышел из кабинета и направился в отдел по работе с особо важными клиентами. За столом сидел начальник отдела Ле Пен. Этот его сотрудник был не только самым опытным в банке, но и самым старым, и у Маркетти всякий раз невольно возникало подозрение, что тот работает со времен Наполеона Первого. Однако, несмотря на внешнюю ветхость, старик Ле Пен обладал поразительно цепкой памятью: помнил имена всех клиентов, величину их вкладов и все движения по счету. Иметь такого специалиста в банке было большой находкой.

Месье Ле Пен невольно привстал, заметив рассерженного начальника, очевидно, принимая его неудовольствие на свой счет. Подобная предупредительность в этот раз оказалась излишней.

– Вы ко мне, господин Маркетти?

Управляющий проигнорировал вопрос:

– Отныне счет господина Варнаховского заморожен.

– Это как заморожен? – невольно подивился старик, опускаясь на стул.

На его памяти подобное случилось всего лишь трижды, и то прежние злоключения были связаны с крупными политическими событиями. Первый раз это случилось в феврале 1848 года с провозглашением Второй республики, когда на нужды революции потребовались денежные вклады. В следующий раз это произошло летом 1870-го во время Франко-прусской войны, когда Наполеон Третий угодил в немецкий плен под Седаном. Собравшееся в Бордо национальное собрание низложило его, чтобы не платить контрибуцию. Вторая империя перестала существовать, республике вновь понадобились средства, и вклады были заморожены.

Сейчас был третий случай.

– Вот так! Заморозить, и все! – управляющий не стал пускаться в разъяснения.

Выпучив от удивления глаза, старик Ле Пен не сумел удержаться от вопроса:

– Неужели в России случился переворот?

Еще более нахмурившись, управляющий произнес:

– Почему именно в России?

– Сейчас о России много говорят, – неопределенно протянул старик. – Это не к добру!

– Не случился… Не выдавать Варнаховскому деньги до особого распоряжения. Я должен отчитываться перед вами?! – вспылил он неожиданно.

– Совсем нет, господин управляющий, – испуганным голосом принялся оправдываться старик.

Все годы Ле Пен считал, что управляющий – человек чрезвычайно невозмутимый, и столь резкая перемена в его настроении являлась для него настоящим откровением.

– Будете мне теперь советовать, что я должен делать, а чего нет, – примирительно буркнул управляющий, понимая, что малость погорячился, и аккуратно закрыл за собой дверь.

* * *

Полтора месяца Варнаховский с Элиз разъезжали по Европе. Десять дней пробыли в Лиссабоне, гуляя по его старинным улочкам на Замковом холме; посетили даже бой быков – любимую забаву горожан, – смысл которого сводится к усмирению животного фуркадушем, выступающим на лошади. Затем предприняли морское путешествие на комфортабельном лайнере до Бреста, а уже оттуда по железной дороге добрались до Ниццы, остановившись на несколько дней лишь в Париже и Лионе.