– И за что такая казнь? За убийство? – хмуро поинтересовался Тэо, сложив руки на груди.

– Сейчас судят не убийцу. – Шерон заметила возле эшафота двух людей в таких же алых плащах, что и у нее. – А куда худшего преступника.

– Что может быть хуже?

– Сокрытие заблудившегося.

– Вы шутите, сиора? – Мильвио поднял светлые брови. – Кто же в здравом уме прячет чудовище?

Тэо вспомнил трех братьев, которые бы прикончили его, если бы не появился шаутт.

– Такое случается. – Шерон был неприятен разговор о казнях, но она считала, что живущие на материке должны знать, как все происходит, чтобы о Летосе не множились безумные слухи. – Люди подвержены эмоциям. Когда умирает близкий человек, некоторые из них считают, что лучше пусть тот существует в виде заблудившегося, чем навсегда исчезнет из их жизни.

Мильвио присвистнул, а Тэо, помня волчьи зубы страшного старика и как тот рвался на цепи, спросил:

– И сколько же из тех, кто скрывает своих оживших мертвых, погибает от рук мертвых родственников?

– Многие. Заблудившиеся хоть и слепы, но сильны и опасны.

– Но ведь пламя синее! Фонари все покажут.

– Иногда первую ночь получается скрыть. А днем они перевозят его куда-нибудь подальше. В безлюдное место. Туда, где не горит огонь. Но рано или поздно их все равно находят. Или заблудившийся сбегает и убивает дюжину человек. А порой перерождается во что-то более страшное.

– Это случается часто?

Шерон пожала плечами и поежилась, словно от холода.

– Раз в десять лет кто-то делает попытку. Поэтому казнь нужна. Она сдерживает остальных от глупости. Нам обязательно смотреть?

– Нет.

– Я, с вашего позволения, задержусь, сиора, – решил Мильвио. – Догоню вас чуть позже.

На этот раз его глаза были необычайно холодны и серьезны.

Лавиани была осторожной лисой. Даже находясь на краю мира, она допускала мысль, что и здесь ее могут искать. Шрев всегда был упорным сукиным сыном. Она слишком хорошо его знала. Отступить он мог лишь в одном случае – если умрет. Не исключено, что будет искать ее даже здесь, в столице Летоса.

Поэтому она не спешила соваться туда, где ее вполне мог ждать расставленный капкан. Решила осторожно проверить все четыре городских гостиницы, покрутиться по улицам, а затем уже спать спокойно.

Оказавшись в толпе, дожидающейся казни, она не колеблясь стала ее частью, на ходу повязала на голову платок, сменила пружинистую, резкую походку на более спокойную, сгорбилась, опустила плечи. Людей было много, но стояли они неплотно, так что локтями работать не пришлось. Лавиани пробралась почти к самому эшафоту, чувствуя, как свежо и приятно пахнут светлые сосновые доски.

Пока ждали, когда приведут приговоренного, она не теряла времени. Крутила головой, стараясь разглядеть чужаков, разумно полагая, что приезжие, как и местные, не откажутся поглазеть на кровавое зрелище.

Увидела шестерых чужеземцев, в первую очередь отмечая их по одежде и лицам. Пятеро были из Варена и один из Тараша. Судя по всему – либо мелкие торговцы, либо моряки.

– Не время расслабляться, рыба полосатая, – сказала она себе.

В городе могли быть и другие «гости».

– Где ближайшая гостиница, друг? – спросила она у тощего мужика с впалыми щеками, который зевал рядом с ней.

Он прикрыл рот ладонью:

– «Песья нога»? Прямо за тем вон домом.

Гул и ропот стих. Четверо мужчин при кордах, с нашитыми на потертые куртки герцогскими альбатросами, привели на площадь обвиняемого.

Тот уже был немолод, с седыми редкими волосами и усталым, морщинистым лицом. Шел он прямо, ни на кого не глядя, держа перед собой связанные веревкой руки. Бежать человек не собирался.

Лавиани поразила толпа. Обычно, стоит появиться приговоренному, они свистят, улюлюкают, кидаются тухлыми овощами или навозом. Выражают свое презрение к нему. За то, что он совершил. За то, что попался. И конечно же радуются, что это не им сегодня ломают конечности, прибивают к колесу, рубят голову. Эти же встретили пока еще живого мертвеца гробовым молчанием. Они просто смотрели. Без злобы и ненависти. Но и без сочувствия. Молча раздаваясь в стороны, точно огонь, отступающий перед водой.

Указывающий в распахнутом алом плаще стал подниматься на эшафот. Следом за ним, подталкиваемый в спину стражей, тяжело ступая по деревянным ступеням, пошел узник.

Лавиани, понимая, что здесь делать нечего, выбралась из толпы, краем глаза заметив хмурого Мильвио. Тот стоял, сложив руки на груди, и смотрел на происходящее без всякого одобрения. Лицо у него больше не лучилось дружелюбием. На нем появилось суровое выражение, делавшее мечника по меньшей мере на пятнадцать лет старше его реального возраста.

Она быстро отвернулась, прошла мимо.

Череда полупустых холодных улиц с мшистыми камнями у обочины и закрывающимися лавками показалась ей невероятно шумной после той мрачной, ледяной тишины склепа, что растеклась на площади.

В «Песьей ноге» она без труда разговорила хозяина, наврав, что ждет друзей с материка. Но никто, кроме четырех моряков, здесь не не останавливался, и она поплелась к «Селедочному королю».

Идти пришлось в горку, и вскоре вся гавань, а также крыши приморского района оказались ниже, и открылся вид на сопки, стальную воду и далекую стелу с альбатросом.

По ее ощущениям, до темноты было больше часа, но вышедшие на улицы патрули уже зажигали фонари возле жилых домов и на всех перекрестках. Проверяли их, заливали масло.

От Лавиани не укрылось, что здесь, как и в Нимаде, много заброшенных зданий и пустых кварталов. Она проходила их быстро, хотя никакой опасности не было. В верхних частях города встречалось много запущенных садов и пустырей. Замок рос в размерах, а ледяная башня довлела над Арантом. Отсюда она уже не казалась хрупкой и воздушной. Ее густая тень накрывала несколько районов, точно гора, за которой спряталось солнце.

Двух чужеземцев она увидела издалека и сбавила шаг. Оба крепкие, тертые жизнью. При оружии. Один скучал, ковыряясь толстым пальцем в носу, другой торговался возле лавки. Ему приглянулась хорошо выделанная шкура скрэга. На материке такая вещь куда более редка, чем шкура карифского кота.

У нее была хорошая память не только на лица, но и на жесты. И голоса. Так что она узнала того, кто торговался. Именно он искал в Прибрежном акробата.

– Вот только этого не хватало, – прошептала сойка.

Если полудурки сцапают, а еще хуже – прибьют Тэо, ее работа будет не выполнена. Надо думать, шаутт за подобное не похвалит. Ей не хотелось вновь драться с ним, пускай на ее плече уже появилась первая бабочка.

– Рыба полосатая, – прошипела она. – Я что теперь, вечно буду разгребать чужую навозную кучу?