убедить вас вести себя благоразумно, мы переведем ваше дело из юрисдикции Подольской прокуратуры в следственный комитет Москвы, сделаем вам домашний арест, чтобы вам было комфортно. Только не делайте сейчас глупости, не совершайте опрометчивых шагов.

— Конечно, я не должна делать опрометчивых шагов, а убийца гуляет на свободе. А если она решит устранить свидетеля?

— Вы про Дарью? Спешу вас огорчить. Дарья устраивается на работу в Министерство Юстиции, боюсь, она скоро будет недосягаема.

— Охренеть. Так вот зачем ей был нужен развод. Хотела избавиться от мужа преступника.

— Светлана, еще раз прошу вас быть очень осмотрительной, со следователями без меня не разговаривать, и с чужими людьми никакой информацией не делиться.

Он уходит, оставляя меня в сомнениях, метаниях. Меня плющит и «колбасит», мало того что ко мне не пускают Кирилла, так я еще и преступница. В душе моей негодование, ярость и ненависть к семейке Морозовых- Вольных. Кто бы знал, что они оба окажутся склонны к аферам и преступлениям. Даже страшно, что такая женщина, как Дарья, будет работать в Министерстве Юстиции.

Вечер провожу за чтением детектива, кто-то забыл в палате старую замусоленную книжку с детективами, она, видимо, уже много недель лежит в прикроватной тумбочке, кочуя по рукам местного контингента. Вникать в содержание получается с трудом, и через некоторое время я бросаю это занятие.

Когда темнеет за окном, и в палатах гаснет свет, ко мне возвращается способность мыслить логически.

Что у них есть на меня?

Мои потожировые следы на диване, кровь, что текла из носа, мои следы на веревках. Так я и не отрицаю, что там была. К Алексею я не приближалась, просто обошла его труп стороной. Стреляли в него со стороны дороги, моих следов там нет. Что труп не перемещали — это легко может доказать любой патологоанатом.

Дальше, свежие следы от протектора шин. Хммм…

Я не приходила в себя два дня, мог кто-то поверх и проехать, да и сами полицейские могли затоптать следы протекторов. Не доказуемо. Хотя можно использовать, как косвенную улику. Я-то была боса и гола, машины, как и пистолета у меня быть не могло. Хотя могут, конечно, додумать, но не доказать.

Мои следы есть на дороге, что я шла пешком — доказуемо.

Дальше?

Кому это было выгодно?

Ну, тут можно придумать все, что угодно. Мне было выгодно его убить, он меня шантажировал, похитил, пытался убить.

Дарья. Он был ее мужем на момент смерти. Алексей был под следствием, могло ли это помешать ее карьере? Требовал с нее денег, вымогал. Тоже хорошая причина, вполне могла за это убить и убила.

Что делать с ее алиби? Она как-то сумела организовать его себе. Не факт, что человек, который ей помог организовать алиби, расколется и принесет Дарью следователю на блюдечке, поди сам сидит и трясется за своё место.

Как доказать, что ее не было в Прокуратуре?

Машина! Как я не догадалась сразу!

Камеры! Они развешаны по всей Москве, можно проследить по камерам ее путь.

И с этой радостной мыслью я уснула. Хотя и поворочалась еще минут двадцать.

Наутро пришло радостное известие, что меня выписывают. И тут же появились двое полицейских с бумагой на руках о моем задержании. Никогда еще я не была в роли убийцы.

Доктор принес мне выписку из моей истории болезни. Адвокат передал сумку с вещами. Мне дали время переодеться. Внизу меня ждала полицейская машина. И полная неизвестность. Смогу ли я доказать, что не причастна к убийству?

Глава сорок третья

Дорога обратно в Москву мне показалось бесконечно долгой. В голове все вертела последние события, проматывая их, как на фотопленке. Затем размышляла на тему доказательств. Долго думала и раскладывала вновь и вновь по пунктам. Следственный комитет — это уже не шарашкина контора, там должны прислушаться к моим аргументам.

И вот мы уже в Москве. Еще полтора часа добираемся до нужного места и въезжаем во двор. Меня уводят вглубь здания. Длинные коридоры, за спиной хлопают железные решетки. Становится неприятно и тревожно.

Вроде ни в чем не виновата, а с тобой обращаются, как с преступницей.

Вот и кабинет следователя. На пороге меня встречает мой адвокат. Нам дают немного поговорить.

— Светлана, серьезных улик против вас нет, но я хочу вас предупредить, что версия с Дарьей Семеновной Морозовой не пройдет, у нее железное алиби.

— И что вы мне предлагаете?

— У нас есть два выхода. Вы сознаётесь в убийстве, сведем все к самообороне, на суде будет условный срок.

— Вы с ума сошли? Как я могу сознаться в том, чего не делала? Где взяла оружие? Из воздуха? Куда его дела потом? — я в ярости, вот ведь подкинули мне адвоката, а еще Кирилл говорил, что адвокат толковый, ему бы дело быстрее завершить.

— Второй выход, можно свести все к тому, что вы были на месте преступления, ничего не видели, освободились позже. Слышали выстрелы, но не знаете, кто их произвел, — адвокат смотрит на меня мутными глазами, да и сам он мутный. — Но при этом процесс доказательства вашей невиновности может затянуться.

— Я ни в чем признаваться не буду, да, не видела Дарью, голос ее слышала. Проверьте камеры на этой дороге, хоть на одну да ее машина попала.

— К великому сожалению, камеры, при подъезде к данному месту, именно в этот день вышли из строя…

— Как вовремя у нас все из строя вышло!

— Да и у Морозовой машина Ленд Крузер, а след протектора, оставленный на месте убийства, небольшого средне размерного кроссовера. Так что не знаю, какую машину искать на камерах.

— Какая продуманная у нас Дарья Семеновна, все учла. Одно не учла, что есть свидетель.

— Возможно, не знала. Но с Морозовой войну лучше не устраивать. Она сейчас будет работать в Министерстве Юстиции, может повлиять на судей, на это не с руки.

— Господи, как прогнила эта система. Теперь женщина, которая была любовницей вора в законе, женой его сына уголовника, которая вытаскивала из тюрем этого гаденыша Алексея, придет работать в нашу правовую систему. Да она еще и убийца.

— Света, о таких вещах лучше держать язык за зубами, пока ты еще не на свободе, могут язык в тюрьме и укоротить.

Мне становится страшно. Как я вляпалась? Ну, как?

И я снова возвращаюсь мыслями в тот день, когда Алексей затащил меня в койку. А я, влюбленная в него дурочка, смотрела на него и радовалась, думала, что счастливей всех девушек на свете.

Ничего бы этого не было!