— Леночка, это Павел Семенович. Скажи, Александр Ефимович сейчас очень занят?

— Очень. — Голос секретарши был расстроенным. — Вы, наверно, не слышали, на Александра Ефимовича час назад тоже напали, когда он ехал в банк!

— Что ты говоришь!

Соломин взял пульт и включил телевизор.

— Да-да, представьте… Мы все в ужасе!

— И что, что с ним?

— Слава богу, охрана справилась, говорят, еще какие-то люди пришли на помощь… Была такая стрельба! По телевизору еще не показывали, но тележурналисты уже звонили со всех каналов… Александр Ефимович приехал, а на нем лица нет! Я едва его узнала!

— Эти подонки готовы на все! — с чувством произнес Соломин. — Что им человеческая жизнь? Я понимаю, Александру Ефимовичу сейчас не до меня…

— Только что приехал следователь по особо важным делам, и они заперлись в кабинете. Я уже два раза носила туда чай. Мы просто не понимаем, что вообще творится… — Леночка снова всхлипнула. — И хоть бы знать — за что, за что! Как вы думаете, Павел Семенович, скоро это прекратится?

— Кто знает, — вздохнул Соломин. — А кто там приехал, если не секрет?

— Сейчас посмотрю… Следователь по особо важным делам Жигулин Виктор Петрович, — сообщила она. — Вам эта фамилия о чем-то говорит?

— О да, это очень квалифицированный и грамотный работник прокуратуры. Вам просто повезло. Передай Александру Ефимовичу мои искренние соболезнования, я с ним потом обязательно свяжусь.

Он отключил аппарат. Значит, так… Жигулин сейчас сидит в банке и листает протоколы заседаний, смотрит, кто голосовал за, кто против. Кто был с Абрамяном, кто со Смушкевичем, кто с Костыревым… И что?

Через два часа он перезвонил в банк из ванной комнаты гостиницы.

— Вот как вы удачно! — сказала Леночка взволнованно. — Александр Ефимович как раз собрался уходить! Александр Ефимович! Вас Павел Семенович просит к телефону, — послышался ее отдаленный голос.

— Да, здравствуйте, Павел Семенович. — Голос Смушкевича был усталый и недовольный.

С чего вдруг он перешел со мной на «вы»? — неприятно поразился Соломатин. Или он разговаривает при нежелательном свидетеле? При Жигулине, что ли?

— Ты сейчас один? — спросил он.

— Да-да, один, — нетерпеливо ответил Смушкевич. — Так вы что хотели сказать, Павел Семенович?

— Саша, прими мои искренние соболезнования! Какие подонки!

— Спасибо… Самое удивительное, что по дороге с дачи сначала на нас напали бандиты, а потом стали защищать какие-то другие люди, тоже коротко стриженные и в кожаных куртках… Там, по-моему, кого-то из них застрелили… Вы меня извините, Павел Семенович, но мне сейчас некогда. Сами видите, что делается! Бандиты уже творят что хотят, а вы, власть, не можете или не хотите нас защитить.

— Саша, нам необходимо немедленно встретиться! — сказал Соломин. — Есть информация, которая может тебе пригодиться.

Он сделал ударение на «тебе».

— Мне сейчас срочно нужно в Центральный банк. Меня там ждут к шести, — холодно проговорил Смушкевич.

— После двенадцати я смогу перезвонить?

— Не знаю… Лучше не надо.

— Понимаю… Ты устал и измотан… Кстати, тебя хоть хорошо охраняют? — спросил Павел Семенович озабоченным голосом.

— Как всегда. И еще два джипа с охраной. Если у вас все, я хотел бы закончить этот разговор. Извините.

И бросил трубку.

Лицемерие банкиру дается без особого труда, позавидовал Павел Семенович. Или не понимает, что только этим самым бандитам он обязан жизнью и своим нынешним возвышением? Черт… Наверняка на него напали «быки» из группировки Урюка, а защищать бросились братки Бурды! То есть те, кто только что убили Костырева!

Взбудораженный собственной догадкой, он быстро заходил по номеру.

С чем Смушкевич едет в Центральный банк? И к чему такая спешка? Наверняка тут что-то кардинально меняющее расстановку сил на торгах. А значит, судя по холодному тону, нам с Урюком ничего не светит. И плакало его губернаторство… Но Сашка-то Смушкевич, с кем он выпил столько водки, каков! Соломин представил себе пухлые, влажные губы банкира, которые всем, кто его знал, выдавали перемены его настроения и переживания. Нижняя капризно выпячена, когда Смушкевич чем-то обижен; обе плотоядно приоткрыты, когда он интуитивно чувствует свой шанс, который не хотел бы упустить; безвольно вздрагивают, когда он растерян и готов впасть в истерику. При этом у Александра Ефимовича всегда просящий, искательный взгляд…

Черт с ним. Нет сейчас другого выбора, как пойти путем, проторенным Бурдой и Потапом. Нужно снова смешать карты, причем немедленно, пока Смушкевич не добрался до Центрального банка.

Соломин развернул карту Москвы, провел пальцем по Садовому кольцу, по Ленинскому проспекту, остановился на Октябрьской площади. Потом защелкал кнопками телефона.

— Слушаю! — раздался веселый голос Ефима. В трубке была слышна музыка, какие-то женские голоса.

— Ты сейчас где? — спросил Павел Семенович.

— В «Маргарите», с любимой девушкой, — отозвался Ефим. — Ресторан такой на Ленинском. Что, опять муж вернулся?

— Есть дело высшей срочности, — сказал Павел Семенович, быстро листая записную книжечку. — Ты готов?

— Смотря к чему. Вот Нина, кстати, интересуется, нужна ли подруга?

— Он неправду говорит! — донесся отдаленный девичий голос.

— Запоминай, — раздраженно скомандовал Павел Семенович, впервые узнавший о существовании какой-то девицы, с которой Ефим шастает по ресторанам. — Времени у тебя на размышления нет ни минуты! Сплошная импровизация, которую ты так любишь.

— Говорите, я слушаю. — В голосе Ефима не было особого воодушевления.

Павел Семенович нашел нужную страницу и продиктовал Ефиму модель и номер машины «ауди», на которой Смушкевич сейчас спешил к Центральному банку.

— Ты должен перехватить клиента по дороге. С ним нужно кончать до того, как он там появится. Все понял? У него проблесковый фонарь, охрана — два джипа, какие они из себя, я не знаю: их только сегодня дали.

Ефим присвистнул:

— Да понял… Только где я его найду? Вы хоть знаете, что такое час пик в это время? Тачки идут стеной, как танки на Берлин!

— Это твоя проблема, — сухо сказал Соломин. — И твой звездный час. Гонорар сам проставишь на чеке, своей рукой.

— Ладно, попробуем, — согласился Ефим и снял руку с гладкого плеча Нины. — Хорошо бы мне его портретик на память, чтобы не ошибиться. Четыре на шесть хотя бы. Или особые приметы.

— Губастый, лысый и пучеглазый. Достаточно? Это ты спрашиваешь при девице своей? — поинтересовался Соломин.

— Ну да, для фотографии на заграничный паспорт, — поправился Ефим. — Ладно, надо так надо. Только везде пробки… Разве что прямо сейчас рвану по Ленинскому.