– Как бы я хотела услышать все это от нее самой! Если бы я знала ее историю, когда была школьницей, то чувствовала бы себя сильнее и меньше сетовала бы на судьбу. Я бы хотела сказать ей перед ее уходом, что горжусь тем, что я – ее дочь, признаться, что, окажись я на ее месте, у меня вряд ли нашлось бы столько отваги.

– Ты должна помнить одно: она была твоей матерью и любила тебя.

Сразу за городом начиналась пустыня. Агата подняла голову. Еще несколько домиков – и пейзаж слился с небом.

Вдали возникла чугунная ограда огромного кладбища. «Олдсмобиль» въехал в ворота. По территории кладбища Милли поехала медленно.

В этом тихом месте бесплодная сушь уступила место зеленым лужайкам, над которыми возвышались надгробия. Ветви огромных секвой отбрасывали на них густую тень. Над асфальтированными дорожками дрожал раскаленный воздух, тишину нарушало только стрекотание цикад.

Милли остановила машину, вышла и поманила Агату за собой.

Они взобрались на холм, миновав несколько рядов могил. На вершине холма Милли остановилась перед белым камнем с надписью «Ханна Гринберг».

Агата притронулась к надписи, опустилась на колени и погладила траву, под которой покоилась ее сестра. Она погрузилась в задумчивость, и Милли с трудом поборола желание положить ей руку на плечо. Здесь, на кладбище, она больше не могла злиться на нее за ложь. Из всей ее семьи осталась только эта женщина. После того как они встретились, Милли больше не чувствовала себя одинокой, как прежде.

– У твоей матери было много недостатков, – заговорила Агата. – Она всегда была упрямой, порой эгоистичной, ее бесцеремонность не имела пределов, но, видит Бог, она была невероятно отважной! Она вступила бы в бой с самим небом, если бы ей не понравился его цвет. За это я ею восхищалась. Все, что она сделала в жизни, хорошего и не очень, было посвящено любви к тебе. Ее целью было, чтобы мир, в котором ты живешь, был лучше ее мира, чтобы твое детство было избавлено от страха перед людьми, от насилия и угнетения, чтобы ты могла вести жизнь свободной женщины, самостоятельно определять свое будущее, чувствовать себя равной с мужчинами. Все свои сражения она вела во имя тебя. Но, бывает, отвага проявляется не в каждом поколении… Умоляю, ради нее, не довольствуйся тихой спокойной жизнью! Борись за идеал! Даже если это будет донкихотством, твои усилия не будут напрасными. Сталкиваясь с чужой болью, не проходи мимо, встретив голодающего, пойми, что твой долг – облегчить его мучения, увидев, что с кем-то дурно обращаются, потому что у него другой цвет кожи, покрась свою кожу в тот же цвет. Тем, кто станет утверждать, будто существует только их Бог, напомни, что это Он сотворил разноцветный мир и наделил его бесконечным разнообразием. Заботься о своем и о чужом достоинстве. Несправедливость и зло распространяются тогда, когда хорошие люди опускают руки. Истинная мерзость – в притворстве и в терпимости к подлости.

Поднимаясь с колен, Агата заметила мужчину, привалившегося к стволу дерева неподалеку. Она сразу узнала его и испытала облегчение, но ее сердце забилось так же неистово, как в двадцать лет. Видя, что он за ней наблюдает, она особенным образом наклонила голову. В те времена, когда им приходилось скрываться, такой жест означал, что к ней нельзя приближаться, и она сама подойдет, когда сможет. Поняв этот знак, мужчина не сдвинулся с места.

– Идем, – позвала Агата Милли, – мне надо присесть.

Она взяла ее за руку и повела вниз.

Устроившись на сиденье машины, Агата опустила стекло и открыла бардачок.

– Что вы ищете?

– Сигареты Джо. Сейчас мне было бы невредно покурить.

Милли пошарила в отделении на дверце, достала пачку и нажала на прикуриватель.

Агата закурила и сделала глубокую затяжку.

– Ты меня спрашивала, – снова заговорила Агата, – зачем я подкараулила тебя на заправочной станции. В день, когда ты родилась, моя жизнь остановилась. Значит, и продолжиться она должна была с тобой. За долгие годы, сидя за решеткой, я смирилась с тем, что у меня не будет своих детей; женщине очень трудно отказаться от надежды стать матерью. Не было ночи, чтобы я не спрашивала себя, почему у меня отняли жизнь. Единственное, что придавало мне сил, чтобы выжить, – мысль, что у меня есть племянница, что я боролась не зря, а ради нее. Если я сбежала и всю дорогу ничего тебе об этом не говорила, то это потому, что не хотела говорить об обещании, которое дала себе, когда еще не была уверена, что смогу его сдержать.

– Какое обещание?

– Помочь тебе в осуществлении самой главной твоей мечты. Я вернусь проститься с сестрой. Не провожай меня, я хочу побыть одна, мне надо кое-что ей сказать. Обещай ждать меня здесь, я скоро.

Милли напряженно смотрела на Агату.

– Скоро ты все поймешь. Мне осталось сделать только одно признание, возможно, самое важное. Если любишь кого-то, скажи ему об этом, даже если боишься, даже если это грозит твоему миру крушением. Взять хоть этот случай с Бетти: уверена, Джо просто хотел вызвать у тебя ревность. Кажется, у него получилось, правда?

С этими словами Агата вышла из машины и снова стала подниматься на холм.

По пути ей хотелось оглянуться, но она сделала над собой усилие и продолжала смотреть под ноги. Вскоре она скрылась за шеренгой пирамидальных тополей.

Видя, что она возвращается одна, мужчина вышел из тени и зашагал к ней.

– Почему ты приехала сюда, а не бежала за границу? – спросил Том.

– Потому что я ждала здесь тебя. Я оставила описание своей жизни под матрасом не для надзирателей. Шанс, что оно попадет к тебе, был невелик, но я его использовала.

Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Оба пытались подыскать подходящие слова.

– Надо было тебе удрать за границу, я дал тебе время.

– Это когда ты чуть не поймал нас у Рауля?

– Когда я отпустил тебя после твоей встречи с Верой. Я сидел в машине напротив.

– Какое впечатление произвели на тебя встречи со старыми друзьями?

– Главное впечатление – от встречи с тобой. Оно даже сильнее, чем я предполагал.

Агата повернулась к могиле сестры.

– Почему ты меня дважды предал?

– Я ни разу тебя не предавал. Я работал на правительство и делал свое дело. Но вот беда, на пароме через Миссисипи я в тебя по уши влюбился. Ты это почувствовала, но я не хотел жить во лжи. Моя история с твоей сестрой длилась всего одну ночь, я никогда ничего к ней не чувствовал, она это знала, и ей было наплевать. Мне нужно было отдалиться от тебя, и я нашел для этого самый грубый и неуклюжий способ – переспал с ней. А ты бы все равно меня любила, если бы я признался, кто я?

– Этого мы уже никогда не узнаем, – вздохнула Агата.

– Если бы ты не запретила, я бы продолжал навещать тебя в тюрьме до самого твоего освобождения.