Дафна по своей воле хочет совершить поход в леденящий зимний холод, Дафна была бы в ней ужасно разочарована.

– Я могла бы сказать то же самое, – говорит Дафна, решив, что это лучший способ отвести подозрения, – учитывая, что вы замышляли заговор против Киллиана и его семьи. Это твой отец подговорил тебя на эту поездку?

– Вообще-то нет, – говорит Клиона, переводя взгляд на дорогу впереди. – Но вопреки тому, что ты можешь думать обо мне и моих целях, Киллиан был мне по-настоящему дорог. Мы были друзьями. Я знала его столько, сколько себя помню.

Дафна искоса смотрит на нее, до конца не понимая, говорит ли Клиона серьезно или это какая-то новая манипуляция. Если это манипуляция, то Дафна не знает, чего девушка хочет добиться, демонстрируя уязвимость. Не может же Клиона думать, что это заставит Дафну ослабить бдительность или недооценить ее. Но если все обстоит так, как она и сказала, то ее откровенность еще больше сбивает с толку. Хотя Клиона уже говорила Дафне, что они подруги – или, по крайней мере, что-то вроде того.

Тогда, перед свадьбой, Дафна почти с ней согласилась, несмотря на то, что у нее никогда раньше не было настоящего друга. Но теперь это кажется смехотворным. Если бы Клиона знала, что мать Дафны поручила ей сделать, она тоже отвернулась бы от нее.

– Немного странно слышать это от тебя, – говорит Дафна.

– То, что я делала для повстанцев, никогда не касалось его лично, – говорит Клиона, пожимая плечами. – Мне нравится думать, что он бы смог понять, может, даже поддержал бы. Байр думает, он бы понял.

Взгляд Дафны возвращается к Байру. Кивая головой, он слушает, что говорит ему тот незнакомый юноша.

– Кто это? – спрашивает Дафна, кивая в его сторону.

– Кажется, его зовут Леви, – говорит Клиона, проследив за ее взглядом. – Он работает на кухне, но я его раньше не видела.

Дафна слышит в ее голосе настороженные нотки.

– В этом есть что-то странное? – спрашивает она. Сама Дафна едва ли знала всех слуг в Бессемианском дворце, и хотя во Фриве дворец меньше и прислуги в нем тоже меньше, запомнить их всех в лицо кажется настоящим подвигом.

– Может, да, может, нет, – говорит Клиона. – После свадьбы много народу ушло, и на их место пришли другие.

– Дело не в свадьбе, а в бомбе, – поправляет Дафна. – Могу представить, сколько людей сочли дворец не самым безопасным для работы местом.

На лице Клионы проступает что-то, что может быть сродни чувству вины, но это происходит так быстро, что Дафна не может сказать наверняка. Но Дафне не нужно, чтобы Клиону мучила совесть. Наоборот, она предпочла бы почаще вспоминать о том, что они одного поля ягоды – безжалостные и холодные девушки, беспрекословно выполняющие то, что велят им родители. И, конечно, делающие это без капли вины. Клиона не должна сомневаться в своих решениях, потому что Дафна не хочет сомневаться в своих.

– Почему он едет с нами? – спрашивает Дафна, сменив тему. Они взяли с собой несколько стражников – причем, как ей кажется, в основном из-за нее, – но никаких других слуг. К разочарованию Дафны, с ними не было даже ее горничной.

Клиона пожимает плечами.

– Так решил Байр. Леви утверждает, что он родом из какого-то места недалеко от озера Олвин, – говорит она, и что-то в ее голосе заставляет Дафну нервничать.

– Утверждает? – спрашивает она. – Ты ему не веришь?

Клиона еще мгновение наблюдает за Леви, хмуро подергивая уголками рта.

– Я, конечно, не знаю всех фривийских акцентов – сомневаюсь, что такие всезнайки вообще есть, – но могу с уверенностью сказать, что такой акцент я раньше никогда не слышала.

Дафна прослеживает взгляд Клионы на Леви и хмурится.

– Как ты думаешь, кто он тогда на самом деле? – спрашивает она.

– Я не знаю, – признается Клиона, и, похоже, ей неприятно произносить это вслух. – Но, уверяю тебя, я это выясню. Ты мне поможешь?

Дафна удивленно смотрит на нее. Очевидно, в этой ситуации они на одной стороне.

– Что ты задумала? – спрашивает она.

На ночь их группа останавливается в гостинице, расположившейся на лесной поляне примерно в миле к югу от реки Нотч. Комнат немного, так что одну из них делят Дафна и Клиона, а две других занимают Байр, Хеймиш и еще шестеро путешествующих с ними мужчин. Переодевшись и по очереди искупавшись в медной ванне за напольной ширмой, Дафна и Клиона спускаются в общий зал, где остальная часть их компании уже сидит за большим столом, уставленным кружками с элем и мисками с тушеным мясом.

С тех пор как Дафна приехала во Фрив, она съела так много тушеного мяса, что ее начинало тошнить при одном его виде. Но после целого дня, проведенного верхом на лошади, от запаха приправленной специями говядины у нее текут слюнки. Она садится за стол между Байром и Клионой, прямо напротив незнакомого юноши – слуги, которого, как сказала Клиона, зовут Леви.

Когда Байр передает ей миску с тушеным мясом и кружку эля, Дафна замечает, что Леви наблюдает за ней. Он не смотрит прямо на нее, но его хмурый взгляд то и дело скользит в ее сторону. Возможно, все дело в том, что она принцесса и бессемианка, а он, вполне вероятно, никогда раньше не встречал ни того, ни другого.

– С такой скоростью, как сегодня, мы должны добраться до озера Олвин к завтрашнему вечеру, – обращается Байр к сидящим за столом, макая кусочек хлеба в рагу. – В это время года летний дворец официально закрыт, но мой отец уже отправил письмо, так что для нас подготовят крыло.

Дафна вспоминает карту, которая висела в кабинете матери. Летний дворец Фрива располагался на восточном берегу озера Олвин. Она всегда надеялась, что ее пребывание во Фриве будет достаточно коротким, чтобы она никогда не посетила его лично. И все же она с нетерпением ждет возможности увидеть северное сияние. Дафна ловит себя на мысли, что однажды расскажет о нем своим сестрам, но через мгновение понимает, что Софрония уже никогда не услышит ее рассказ. Об этом все еще слишком легко забыть, в это все еще слишком сложно поверить. Она снова отодвигает мысли о Софронии на задний план своего сознания и надеется, что на этот раз они там и останутся. Ей и так невыносимо думать о том, что она должна сделать на озере Олвин, и последнее, что ей нужно, это чтобы призрак Софронии следовал за ней, осуждая.

И она прекрасно понимает, что Софрония осудила бы ее.