Старый судья помолчал, перечитывая бумагу несколько раз.

– Вас признали виновной в трех убийствах, и вы приговариваетесь к смерти.

В зале поднялся шум. С улицы донеслись радостные возгласы.

Судья стукнул молотком.

– Тишина!

– Поскольку вы француженка, во время приведения приговора в исполнение будет присутствовать посол Франции. Он заверил нас, что обезглавливание гораздо гуманнее повешения, поэтому королева приказала доставить сюда гильотину. Таким образом, вы приговариваетесь к обезглавливанию через три воскресенья, в пятницу утром, 25 сентября 1891 года.

Я упала в обморок. Никто не поднял меня. Я упала на холодный каменный пол. Кто-то сунул мне под нос флакон с нюхательной солью, я пришла в себя.

Меня заставили встать, опираясь на плечи конвоя. Я не чувствовала ног, они отказывались мне служить. Я упала, словно подкошенная, под грузом приговора.

– Мари Туччи, вы признаны виновной в соучастии в убийстве Дентона Брикмана. Вас повесят, пока вы не умрете, через три воскресенья, в пятницу утром, 25 сентября 1891 года.

Мари перекрестилась, а потом у нее отказали ноги. Конвой поддержал ее. Я видела, как она старается унять дрожь и не выдать своего страха.

Ах, если бы я могла быть такой храброй. Я не такая. Не знаю, что меня ждет после смерти. Буду ли я вечно гореть в адском пламени? Или Бог сжалится надо мной? Ведь это он создал меня. Я не вероломна, я не убивала предумышленно, я любила этих мужчин.

Я оторвалась от мучительных размышлений и взглянула на Блейка.

Его лицо, казалось, окаменело. Я не могла прочесть его мысли, не видела любви ко мне. Возможно, после показаний Уилбура он разлюбил меня? Не буду его винить. Блейк, я люблю тебя. Слышишь ли ты зов моего сердца?

Он кивнул мне всего лишь раз. Должно быть, услышал крик моей души. Или просто смирился с неизбежным.

– Да смилуется Господь над вашими душами и дарует вам вечный покой. Судебное заседание окончено.

Судья ударил молотком последний раз. Когда он ушел, все поднялись с мест и отправились рассказывать новость.

Мои руки и ноги были все еще скованы. Чтобы отвести нас с Мари в камеры, пришли четверо мужчин внушительного вида.

Потом появился Блейк. Он попытался поговорить со Мной, но меня оттащили и потащили к двери.

– Подождите, – сказала я, – дайте, нам поговорить, пожалуйста.

– Вы только убьете его в нашем присутствии, – заявил один из мужчин.

Я взглянула на них.

– Блейк.

Они толкали меня дальше. Я улыбнулась ему сквозь слезы и принялась вырываться. Они быстро схватили меня.

– Я люблю тебя, Блейк!

Больше мы друг друга не видели.

Четверо мужчин провели нас с Мари по туннелю, соединявшему Центральный уголовный суд с Ньюгейтской тюрьмой. Любовь и надежда остались в прошлом. Я проиграла в игре, где проигравшего обезглавливают за любовь.

Я плакала навзрыд, перебирая в уме все, что сделала не так. Я вспоминала мужчин, которым позволяла ухаживать за собой, интимные связи, в которые позволяла себе вступать, зная, что может произойти, а также неизбежность каждой новой смерти. Возможно, если бы я была откровеннее и не скрывала свою болезнь, люди не винили бы меня. Они поняли бы, что я страдала от потери каждого возлюбленного.

Нет. Только не в викторианской Англии. Люди были предубеждены, потому что я страстно желала интимных связей, которых женщины викторианской эпохи опасались и терпели. Меня понимала лишь Мари. А теперь она умрет из-за сочувствия ко мне.

Затхлая темная тесная камера в Ньюгейтской тюрьме отвратительно пахла. Когда меня бросили туда, я забилась в угол и заплакала, уставившись взглядом в стену. Я услышала, что кто-то вошел, но не повернула головы.

– Не бойтесь, мисс.

Я заплакала еще сильнее и закрыла глаза.

– История известной лондонской Ньюгейтской тюрьмы началась в 1188 году, когда два плотника и кузнец построили тюрьму за три фунта, шесть шиллингов и восемь пенсов.

Он говорил, будто пытался успокоить меня сказкой.

– Это довольно-таки занимательные факты истории Великобритании. Годами здесь находились самые ужасные преступники Лондона. В 1236, 1422 годах и в конце XVI века тюрьма перестраивалась. Потом она сгорела во время Большого лондонского пожара и была перестроена в 1672 году.

Мне не хотелось его слушать, но в его голосе было нечто утешающее и доброе. Я успокоилась.

– В 1770 году Ньюгейтская тюрьма была снесена и выстроена заново. В нее ворвались бунтовщики сломами, вскрыли крышу и устроили поджог. В течение часа сбежало несколько сот заключенных.

Я молилась о том, чтобы ее снова подожгли. И я могла бы сбежать.

– Тюрьму снова перестроили в 1783 году, и перед ней воздвигли эшафот.

– Стоп. Не говорите о повешении.

– Тогда платили хорошие деньги, чтобы посмотреть на казнь. У низших классов эти события вызывали интерес.

Внутри Ньюгейт плохая система вентиляции и темнота, камеры мрачны. Тюрьма недостаточно снабжается водой, здесь царит зловоние – тюремный запах, известный как тюремная лихорадка, заболевание, относящееся к тифозным. От нее умерло даже несколько охранников. Ньюгейт – место печали и лишений, физических и духовных страданий. Я говорю это, чтобы вы знали, что должны быть сильной.

Женщины содержатся в одиночных камерах, мужчины – тоже. Иногда заключенные обменивают вещи на услуги. Полуодетые женщины здесь – обычное явление, некоторые охранники совершают над ними насилие. Беременность вследствие изнасилования не редкость. Я попытаюсь защитить вас, мисс Николетта, но я не всегда нахожусь в тюрьме.

Я знала, что спокойный рассказ – самое лучшее, на что можно было надеяться в адских условиях. Я взглянула на выходящего человека. Он приволакивал косолапые ноги, ступая по каменному полу. Утомленная, я положила голову на холодный пол. Заснуть мешали Крики, доносившиеся сквозь окошечко под потолком.

– Смерть бродяге!

– Проститутка!

– Чертова мегера!

– Убийца!

Кричать начали в пять утра, и продолжали весь день и даже после полуночи. Крики становились громче по мере того, как толпа прибывала в разное время дня.

Я плакала от едких насмешек, потому что знала, что одобрительные крики будут последним, что донесется до моего слуха.

В первый день заключения я ощутила бунтарский дух. Попыталась сохранить надежду на возможность побега. Чувствовала, что должна прожить дольше, что жизнь моя не может кончиться на гильотине. Королева одумается. Или Блейк использует свои связи, чтобы освободить меня и Мари. Или охрана воспротивится моему заключению, поднимет мятеж и освободит меня.