– Дентон, ты должен уйти. Уходи, Дентон. Нет, уходи! Я закрыла лицо руками, чтобы не видеть призрака.

– Господи, помоги мне. Сделай так, чтобы он ушел.

Я произнесла все известные мне молитвы в надежде, что когда открою глаза, Дентон исчезнет, а я смогу прилечь и забыться сном, но крики у моего окна усилились.

– Умри, пособница дьявола!

– Смерть проститутке!

Я окончила молитвы, самое сокровенное общение с Богом, и с трудом подняла голову. Дентон не исчез, теперь к нему присоединились Оливер и Фредерик.

Призраки тянули ко мне свои руки, пытались коснуться меня, будто собирались заняться со мной любовью.

Я пыталась увернуться от их прикосновений. Одни призраки прикасались к моим лодыжкам.

Другие – трогали за грудь, а Фредерик нагнулся, чтобы поцеловать меня.

– Если я всего лишь поцелую тебя, возможно, это удовлетворит меня, – сказал он.

Я вскрикнула, когда надо мной нависло его ужасное мертвое лицо, отбивалась от ледяных рук, но тщетно.

Шли дни, я, то впадала в безумие, то возвращалась к реальности.

По вечерам я слышала пронзительные крики, доносившиеся из других камер, и меня охватывал ужас.

Иногда заключенных мучили согласно ордеру, а иногда над ними издевались начальство или охрана.

Группы из трех или пяти мужчин отправлялись мучить и насиловать заключенную. Избивали ее кнутом, а она, не вытерпев побоев, умоляла их изнасиловать ее.

Охранники проявляли жестокость и по отношению к мужчинам. Наносили им увечья, выбивали зубы, насиловали.

В соседней камере сидела мать по имени Абигейл Морс, приговоренная полгода назад за неудачную вакцинацию своего пятилетнего ребенка Тори, умершего от горячки. Ее часто били кнутом – я слышала ее крики. Иногда мне трудно было сказать, когда кричала я, а когда – она. Не знаю, были ли ее крики самыми печальными, или мои, отражавшиеся эхом от стен по ночам.

Я тщетно молилась о том, чтобы кто-нибудь пришел мне на помощь. Однажды поздно вечером Эмиль Хатчетт, помощник охранника, пришел ко мне в камеру.

– Николетта, ты очень хорошенькая.

Я ожидала, внутри у меня будто тикали часы. Зазвенели ключи, вошли трое мужчин.

Эмиль, так звали одного из них, выступил вперед. Вид у него был неопрятный, не хватало одного переднего зуба, а еще один был заменен деревяшкой. Густые брови почти срослись на переносице, лицо заросло щетиной. Правда, он не был одет в лохмотья, как двое охранников, пришедших с ним.

– Это – Майкл и Терренс, – представил их Эмиль.

Майкл был высоким, худым, с рыжими волосами и пухлыми губами. Терренс – полным, с грязными черными волосами и болезненно-одутловатым лицом.

– Николетта, – сказал Эмиль, – мы пришли поиграть с тобой в одну игру.

– Я люблю играть, – ответила я.

Мужчины связали мне руки.

– Подождите. Прежде объясните мне правила игры. Может, мои правила вам больше понравятся.

– Вряд ли, – ответил Эмиль. – Тебе и так понравится. Ребята, вы согласны?

– Конечно.

– Итак, мисс Николетта, мы разденем вас и привяжем к стене. А потом выпорем.

Эмиль и Майкл держали в руках кнуты.

– У вас есть на это ордер?

– Разумеется, но мы не захватили его с собой. Поверьте, бумаги в порядке.

– Не сомневаюсь.

– Мы прекратим пороть вас, как только вы об этом попросите.

– Попросите меня, – предложил Терренс.

– Мне бы тоже этого хотелось, – сказал Эмиль.

– Спасибо, что объяснили игру, – отозвалась я.

– Эмиль, меня зовут Эмиль.

– Да, Эмиль. Я придумала кое-что другое.

– Говорите, мисс Николетта.

– Понимаете, я не похожа на других женщин. Поэтому вам придется это учесть. Понимаете? Вы можете стать моими последними мужчинами в жизни. И я хочу вас запомнить.

Мне показалось, что у Терренса потекла слюна.

– Так что пороть меня вовсе не обязательно. Я уже хочу вас. Не только тебя, Эмиль. Я хочу вас всех. По очереди, конечно.

– Конечно.

– Каждый из вас должен доставить мне удовольствие. Пусть каждый получит то, что захочет, и запомнит это навсегда. Я добровольно предлагаю вам себя. Только никому об этом ни слова. Иначе королева будет недовольна. Пусть то, что сейчас произойдет в этой камере, останется нашей тайной.

– Даю слово, – сказал Эмиль.

Остальные кивнули. Они не отрывали от меня взгляда, пораженные моими словами и поведением.

– Хорошо, господа. Думаю, женщины могут понять вас превратно.

Все трое закивали.

– Так оно и бывает, – сказал Эмиль.

– И почему они нас не хотят? – спросил Терренс, впервые задумавшись о том, как обращается с женщинами.

– Джентльмены, это легко исправить. Вашей вины в том нет. Очевидно, ни у одной женщины не было времени продемонстрировать вам ласки, после чего она стала бы податливой.

– Хотите сказать, что женщине этого захочется?

– Если вы дадите мне возможность это продемонстрировать.

– О, да!

– Да.

– Да.

– Но сначала я должна предостеречь вас, как предостерегала других любовников. Некоторые мужчины умерли, занимаясь со мной любовью. Не понимаю почему. Возможно, они были не такими сильными, как вы.

– С этим я справлюсь. Даже трубку отложу, – заявил Эмиль.

– Ну и ну. Эмиль всегда курит, – заметил его дружок.

– Эмиль, думаю, вы справитесь. У вас есть и сила, и ум.

– Я – правая рука начальника. Вообще-то я всем руковожу.

– Понимаю. Значит, вы хотите быть первым?

– Да. Первым быть лучше.

– Пожалуйста, положите ваши вещи. Джентльмены, вы желаете уйти или присутствовать?

– Мы хотим присутствовать.

– Тогда, джентльмены, присядьте у стены и пододвиньте лампы, чтобы все видеть. Позвольте мне научить вас любви.

– Ах, учительница.

– Эмиль, вы не могли бы снять рубашку?

– Мне не нужно снимать рубашку, все, что нужно, у меня в штанах.

– Не забывайте, что я учительница.

– Ну ладно.

Он снял жилет и рубашку. Я расстегнула платье до талии и предстала перед ним полунагой. Глаза у него полезли на лоб. Он потянулся ко мне, но я отступила.