– И все из-за этой суки, – сказал он вдруг с ненавистью. – Даже когда ее нет, она все равно продолжает разрушать мою жизнь. Пока она меня не убьет, не успокоится.

Я обернулся и поморщился:

– Хватит. Максимум десятка тебе светит. А то и меньше. Перетерпишь. Учитывая, что раньше ты не привлекался, действовал в одиночку, да еще и мотив: ревность. Судьи тебя пожалеют.

– Да я и дня в тюрьме не выдержу! Я, Серега, не боец.

– Правильно. Ты – тряпка, – сказал я презрительно.

– Тебе-то хорошо. Не тебе сидеть. А ведь все из-за тебя. Ты ведь ее трахал.

Я не выдержал и ринулся на него:

– А ну, замолчи!

Мне давно уже хотелось это сделать. Вмазать ему как следует, этому слизняку, чтобы привести его в чувство. Чего толку теперь-то крайнего искать? Действовать надо. Защищать свою семью. Женщин и детей. А он кочевряжится!

Он выл, пока я его бил. А я думал: ничего, пусть привыкает. Но мне быстро надоело трясти этот мешок дерьма. Я швырнул его на диван и сказал:

– У тебя времени до завтра.

И ушел. Я заставлю его это сделать. Наплевать, как.

На следующий день я понял, что все-таки его сломал…

– Привозите родственника на опознание. Мы, похоже, знаем, где труп Барановской. У нас есть признание убийцы.

– Что?!

Я не поверил своим ушам. Мы так долго этого ждали! Но почему они звонят мне?

– Господин Баранов не отвечает на телефонные звонки, – насмешливо сказал опер.

Понятное дело, не отвечает!

– Через час можете подъехать? – подозрительно спросил он. – Нам нужен кто-то, кто мог бы ее опознать. Не из фигурантов. Они лица заинтересованные.

– Через два.

– Ну, хорошо, – сжалился опер. – Подъезжайте к полицейскому участку. Там будет стоять микроавтобус. Вас захватят. Нам нужен ее родственник для опознания, – повторил он. Будто я с первого раза не запомнил!

– Но ведь столько времени прошло! В каком он состоянии, этот труп?

– Да мы и сами еще не знаем. Но будем надеяться, что в сносном. Зима ведь, – сказал он загадочно и дал отбой.

– Соня, эй! Вставай! – я потряс ее за плечо.

– А? Что такое, Клим? – Моя девушка сонно зевнула.

– Барановскую, похоже, нашли!

– А-а-а…

Это известие Соньку совершенно не вдохновило. Ей, похоже, было наплевать. С тех пор как мы с ней… гм-м-м… В общем, стали парой, наше расследование нам стало неинтересно. На свете есть дела и поважнее. Любовь, например. Но ведь есть еще и Колька Баранов. И мы в ответе за тех, кого приручили, так, что ли? Это ведь мы вытащили Кольку в Москву и заставили его таскаться по моргам. Жил себе человек спокойно в своем Зубовске и по-своему счастливо. А мы его сдернули, подвергли многочисленным соблазнам, а нервную систему суровым испытаниям. Об этом я и сказал своей девушке, торопливо натягивая джинсы.

– Ты прав, Клим, – согласилась она и вскочила. – Это ведь я кашу заварила.

– У нас два часа, чтобы привести Кольку Баранова в чувство и заставить его поехать на опознание.

– Ты говоришь, убийца во всем признался?

– Подробности не знаю. Выясним на месте. Все, пошли.

Кольку Баранова мы расталкивали долго. Хорошо, что накануне я сообразил взять у него запасной ключ от квартиры. Как чувствовал. Ну, надоело, черт возьми, ломиться в дверь! А этот алкаш все время дрыхнет!

– Вы чего, ребята? – отпихивал он нас ногами и все пытался натянуть одеяло.

– Вставай! – рявкнул я и спихнул его с дивана.

Колька плюхнулся на пол и завыл:

– Больно-о-о!!!

Мы с Сонькой потащили его в ванную комнату. Едва не опоздали в участок.

– Это кто? – подозрительно спросил один из полицейских, глядя на опухшее от беспробудного пьянства Колькино лицо.

– Родственник потерпевшей. Извините, других нет.

– Что ж, полезайте. – И перед нами распахнули дверцу микроавтобуса с синей полосой и с мигалкой на крыше. Там уже сидел мой старый знакомый, опер, который принял у нас заявление об исчезновении Виталины Сергеевны Барановской.

– Привет, – сказал он вяло.

– Добрый день, – поздоровались мы с Сонькой. Колька от испуга молчал.

– Все, мужики, комплект. Поехали!

И мы вырулили со стоянки у полицейского участка на шоссе.

– Что случилось-то? – спросил я. – Кто признался в убийстве?

– Любовник, – сказал опер все так же вяло. И зевнул.

– Мамаев? – ахнули мы.

– Не. Другой.

– А где он?

– Там, где надо.

Мы какое-то время молчали. Все были сонные, злые. Погода, как назло, хмурая, с неба сыпалась колючая крупа. Но ехали мы так долго, почти два часа, что опер под конец разговорился.

– Вчера позвонил Мамаев, сказал, что беспокоится за своего родственника. Телефон его, мол, не отвечает. Оба, и мобильник, и домашний. И что Сергей Викторович боится, как бы его шурин не наделал глупостей. И хотя у них с женой есть ключ от его квартиры, Мамаев предложил нам поехать туда вместе. Во избежание.

– Предусмотрительно, – усмехнулся я, уже догадываясь, куда он клонит.

– У Сергея Викторовича была на то причина. В общем, мы приехали, а он в петле болтается. Хозяин квартиры, Игорь Корнеев. Дверь, само собой, закрыта изнутри. Окна тоже. Странгуляционная борозда в верхней части шеи, четкая, прижизненная, с характерными признаками. У эксперта не возникло ни тени сомнения. На лицо все признаки самоубийства. В предсмертной записке Корнеев объяснил и причину. Мол, раскаивается в содеянном и не может больше с этим жить. Это он из ревности убил Барановскую. Долго следил за ней, узнав о ее романе с Мамаевым, ревновал, а под конец не выдержал, и… – Опер рубанул воздух рукой.

– Чем же он ее?

– Бутылкой. Так он пишет. Пустой бутылкой из-под «Боржоми», которая случайно оказалась в машине. А потом, когда Барановская потеряла сознание, задушил.

– А труп?

– На даче спрятал. Туда мы сейчас и едем. Хозяин уже там.

– Хозяин? – Мы с Софьей переглянулись.

– Ну да. Мамаев.

– Корнеев спрятал труп на даче у Мамаевых?!

– Своей-то у него нет. Это матери его дача. А что?

– Как-то все это… Подозрительно.

– История давняя. – Опер тяжело вздохнул. – Корнеев пишет, что они с Барановской когда-то были любовниками. Потом она его бросила ради какого-то олигарха. Все это нетрудно проверить. Да, есть еще показания аптекарши. Вы ведь сами у нее были. И что вас удивляет?