Не возвращаться.

Iрsо fасtо[34], рассудил он.

И все же он не мог перестать возвращаться. Всю ночь раз за разом он оказывался в деревне Тхуангиен, каждый раз будто заново, и у него на глазах вновь и вновь падали и дергались те, кто уже достиг своей воображаемой точки невозврата. В относительном смысле, решил он, эти жители со скорбными глазами так и не умерли до конца, иначе они уже давно перестали бы умирать. То же самое насчет отца. Так сказать, теорема петли. Все вешается и вешается, чтоб его. Вновь и вновь говорит ему за столом свои поганые слова: «Перестань наворачивать!» – а потом пробирается в гараж, влезает на мусорный бак и окунается в бесконечное возвращение, подцепленный за шею к неизвестной точке «икс».

Поздно ночью Уэйд включил рацию и поведал эти мысли спящему эфиру.

Подзадоренный водкой, он разнес в пух и прах понятие человеческого выбора. Чушь собачья, заявил он. Фикция.

– Какой нужно достичь точки, – вопрошал он, – чтобы решиться на перекладину и веревку? Ответ никаких точек и в помине нет. Есть только то, что произошло, то, что происходит сейчас, и то, что произойдет после. Разве мы засыпаем потому, что так решили? Нет, черт возьми, и еще раз нет – мы проваливаемся в сон. Мы уступаем возможности, причуде и прихоти, постели, подушке, маленькой белой таблетке. И они за нас выбирают. Учтите еще силу тяжести. Не забудьте о люках. Мы влюбляемся? Нет, проваливаемся в любовь. Где тут выбор? То-то и она

Раз или два его голос пресекся. Он лежал под дюймовым слоем снега с микрофоном в руке и объяснял радиоволнам, как глубоко» как далеко он провалился. Мало кто так проваливался.

Сенатор Кудесник.

Высокие притязания, вечная любовь.

– Вы думаете, я выбрал эту обманную жизнь? Не смешите меня. Постель была постелена, я просто в нее лег.

Он забылся недолгим онемелым сном; проснувшись, стал разминать замерзшие пальцы. В четвертом часу утра еще раз включил рацию.

– Водники и греховодники, мы рады вновь вас приветствовать на волнах звездного радио-врадио. По состоянию на нынешнее ненадежное воскресное утро мы застигнуты непогодой в пункте Циклон-центральная. Движение транспорта слабое, на дорогах скользко. – Он чихнул и вытер нос. – Как мы вам обещали, передаем перечень последних отмен. Отменяются службы в церкви Овец Потерянного Пастыря. Месса, то бишь масса приравнивается нулю, скорость тоже. Возвращение отменяется навсегда. Ждите новых отмен.

На рассвете он провел с самим собой интервью. На вопросы отвечал бойко.

– Моя любовь, моя жизнь. Причина всех обманов. Она – все, что у меня было. Упоминал ли я о том, как она преследовала меня с водяным пистолетом? Было такое. С водяным пистолетом. Кричала: «Прыск, прыск!» Однажды во время приема – много лет уже прошло – мы удрали домой и занялись кое-чем, прислонившись к холодильнику, потом приняли роскошную пенистую ванну и поспели обратно как раз к речам. Сенаторским поведением это не назовешь. Это был ее стиль. Провалился ли я в любовь? Да, и еще как. Остался ли я в любви? А то нет. Заметьте себе: с водяным пистолетом. Девушка моей мечты. Ее кожа, ее душа. Так что в этот тяжелый час давайте уж начистоту – вы разве не приврали бы на моем месте?

Он покинул эфир в шесть тридцать.

Пальцы совсем одеревенели.

Двадцать минут он отвинчивал рацию от лодки. Потом выбросил ее за борт. Запустил джонсоновский двойной мотор и двинулся на север – вдаль по Лесному озеру.

Такова природа угла, что звездный свет преломляется на поверхности озера.

Угол творит сновидения.

Ухает сова. Олень подходит к берегу и пьет воду у верхушки сосны. Лежа на дне озера, Кэти Уэйд смотрит широко раскрытыми глазами на рыб, летящих в вышину поплавать в стране небесно-синих вод, куда их магнитом, как мотыльков, манит утренняя луна.

На карте Миннесоты видно, как Северо-западный угол, подобно большому пальцу, тычет в гладкое канадское подбрюшье на уровне сорок девятой параллели. Географический подкидыш, детище сумасшедшего картографа, угол представляет собой самую северную точку Соединенных Штатов, если не считать Аляски; это заброшенный кусок леса и воды, окруженный с трех сторон канадской территорией. С запада к нему подступает Манитоба; на севере и на востоке лежат большие густые леса Онтарио; к югу начинается американская земля. Это – настоящая глушь. Сорок миль в ширину, семьдесят с севера на юг. Величественный край, да, но полный призраков. Одинокий ястреб кружит, высматривая добычу. В кровавой тьме лежит парализованная мышь. И в глубоком нерушимом одиночестве век за веком Лесное озеро глядит само на себя подобно огромному жидкому глазу. Ничего не прибавляется, ничего не убавляется. Все есть – и ничего нет. Три немолодых рыбака пропали здесь в 1941 году; в 1958 году заблудились и бесследно исчезли двое охотников на уток. Густо поросший лесом, почти совершенно необитаемый, угол устремлен в бесконечность. Растительность превращается в гниль, на которой опять восходит растительность, и само это повторение – в природе угла.

История здешних мест проста и сурова. Сперва ледник, затем вода, затем, много позже, – племена сиу и оджибуэев.

В 1734 году появились французы – авантюристы, исследователи и иезуиты; они обращали индейцев в христианство или убивали их, смотря по обстоятельствам. Затем пришли охотники-промысловики, лесопромышленники и дровосеки. В 1882 году первые поселенцы возвели свои хижины вдоль южного и западного берегов Лесного озера. Они построили бревенчатую церковь, вслед за ней амбар и склад. Несколько упрямых шведов и финнов, вырубив лес, начали было возделывать свои маленькие квадратные участки, но ни пшеница, ни кукуруза на этой земле толком не росли, и вскоре фермеры ушли – глушь восторжествовал а. Почти сорок лег, как встарь, полными хозяевами Северо-западного угла были комары. Граница угла с Канадой не была точно проведена до 1925 года; до 1969 года в эти места можно было добраться только водой или гидросамолетом.

Даже сейчас тут нет никаких шоссе. Единственная гудроновая дорога, проложенная сквозь густой лес, ведет к маленькому поселку Энгл-Инлет. Ближайший город – Виннипег – находится в 122 милях к западу. Ближайшая автобусная станция – в Розо, что в 47 милях к юго-западу Ближайший полицейский, работающий на полную ставку, живет в Бодетт, главном городе округа, куда надо лететь 90 миль самолетом через Лесное озеро.

И здесь, на северо-восточном берету полуострова, стоит, глядя на озеро, старый желтый коттедж. Здесь много деревьев, большей частью сосна и береза, да еще причал с лодочным сараем, и через лес идет узкая грунтовая дорога, которая поблизости от коттеджа упирается в полосу отполированных водой серых прибрежных камней.

Природой угла, под которым Земля повернута к Солнцу, обусловлена смена времен года, и он же меняет от сезона к сезону цвет озерной воды: голубой, серый, белый, потом опять голубой. Вода вбирает цвет. Вода отдаст его обратно. Углом творится реальность. Зимние льды превращаются в испарения лета, как плоть превращается в дух. Частью окно, частью зеркало, угол есть место, где растворяется память. Математика дает неизменный нуль, вода заглатывает небо, небо – землю. И здесь, в воображении Джона Уэйда, в одном из закоулком где ничто не живо и ничто не мертво, Кэти лежит и смотрит на него из-под посеребренной поверхности озера. Зеленые ее глаза светятся, лицо чуткое, настороженное. Она хочет заговорить, но не может. Она принадлежит углу. Не вполне на этом свете и не вполне на том, она плывет в полумраке промежутка.