— Сюда.

Ее палатка оказалась значительно меньше и беднее. Ни скота, ни кибитки, ни рабов. Темная изнутри, она почудилась бывшему гиппарху входом в склеп. Не было ни дыхания спящих, ни запаха еды. Пустой шатер слабо колыхался от ветра, продувавшего его насквозь через откинутые пологи. Это зрелище в абсолютной ночной тишине навеяло на Левкона тяжелые мысли. Разом вспомнилось все страшное, что говорили о Колоксай.

Арета слабо подтолкнула его в плечо. Это прикосновение обоим было неприятно, но, кажется, она вообще предпочитала объясняться жестами. Левкон опустил узел с выигрышем у столба, поддерживавшего свод, и, мысленно воззвав к духам-защитникам, шагнул внутрь. На него не набросились невидимые чудовища. Просто в полной тишине этого пустого жилища царила такая подавляющая тоска, что гиппарх почувствовал себя еще неуютнее.

Знаком хозяйка показала ему за правый полог, отделявший закуток для слуг, и швырнула скатанное в трубку войлочное одеяло. Левкон взял было его в руки, но тут же выпустил. От скатки не пахло человеком. Сейчас это почему-то произвело на раба отталкивающее впечатление. Больше не обращая на него внимания, Колоксай улеглась в своем углу, немного поворочалась, и вскоре Левкон услышал ровное дыхание.

Сам он забился за низкий столб, державший заднюю часть шатра, и не смыкал глаз до рассвета. Им овладел иррациональный ужас. «Спит она, как же! — стучало у него в голове. — Только закрой глаза. Мигом перережет горло. Чтоб насолить Ясине». Бывший гиппарх не припомнил бы, чтоб за три года плена хоть раз так боялся. И чего? Смерти? Здесь смерть — лучшее из возможного. Страх был безотчетным и не имел формы. Казалось, кто-то ледяными пальцами пробирается в душу и лишает ее возможности сопротивляться. «И девка-то, тьфу! Воробей на навозной куче. — Левкон был зол на себя. — Добро бы боялся Ясину!» Но Ясину он просто ненавидел. Эта же… Убийца Тиргитао. Ночная тень. Он твердо решил не спать и при первой попытке Колоксай приблизиться свернуть ей шею. А там будь что будет.

Бывший гиппарх так издергался за ночь, что с рассветом смежил веки и провалился в глубокий крепкий сон. Кошмары мучили его только наяву.

— Эй! — Носком сапога Арета слабо толкнула слугу в плечо.

Оказывается, солнце уже поднялось над седловиной холма. Это как же он так оплошал? У Ясины рабы вставали раньше хозяев, и если б такое случилось у нее… Левкон заметался было по палатке, ища, что бы вокруг себя собрать и привести в порядок.

— Идем. — Уже умытая и причесанная Колоксай стояла у входа. — Возьми вещи Ясины.

Только тут гиппарх вспомнил все. Слава богам! Он возвращается из этого склепа к своей верблюдице. Та хоть будет бить, но не убьет!

Утренний лагерь был полон гомона и шума. Рабы проветривали палатки и вытряхивали одеяла. На маленьких костерках кипели котлы. Кое-кто из наиболее расторопных уже возился с лошадьми. Все таращились на странную пару, шагавшую через лагерь. Аккуратную, подтянутую Колоксай и не попадавшего в ногу заспанного раба Ясины. У шатра последней царская телохранительница остановилась. «Здесь явно был погром», — мелькнуло в голове Левкона. Правое крыло вместе с деревянными столбами и кожаным навесом было опрокинуто. Котел перевернут, остатками жирной воды золу смыло вниз в каменистую балку. Плетеная кибитка лежала на боку, а у колеса сидела Асай и пыталась собрать в корзинку остатки раздавленной сапогами рыбы. «Должно быть, Ясина проспалась и буянила», — подумал раб.

— Кажется, мы вчера рановато ушли, — с усмешкой произнесла Арета. — Эй, старая, — крикнула она ключнице, — где твоя хозяйка? Иди скажи: Колоксай пришла вернуть выигрыш.

В ответ из недр развороченного шатра раздался трубный рев, и на пороге возникла мощная фигура Ясины.

— Ты… смеешь… мне…

Хозяйка была не в лучшем настроении. Ее опухшее, как подушка, лицо сияло гневом. Красный оплывший глаз таращился на незваную гостью, готовый сожрать ее живьем. Казалось, Ясина вот-вот набросится на царскую телохранительницу и разорвет ее в клочки.

— Ты… все у меня отняла!

На ее крик из соседних палаток стали высовываться всадницы, собралась толпа.

— Я пришла все тебе вернуть, — невозмутимо заявила Арета. — Вот раб. Вот золото. Посмотри, если хочешь, все ли на месте.

— Мне не нужны твои подачки! — вне себя от ярости, выкрикнула Ясина, вцепившись ногтями в собственные щеки. — Убирайся! И больше никогда не приходи сюда! Царская сука! Убийца! Воровка!

— Кажется, нам не рады, — холодно констатировала Колоксай. — Идем.

Она гораздо проворнее, чем полагалось женщине, не желавшей чужого имущества, схватила Левкона за руку и потащила прочь от шатра его бывшей хозяйки. Сбитый с толку раб не выпускал из рук узел с золотыми побрякушками.

Со всех сторон слышалось:

— Ясина, ты дура!

— Колоксай поступала с тобой по чести.

— Совсем свихнулась!

— Собака от злости бесится!

Левкон скосил глаза и увидел, что Арета заходится беззвучным смехом. Ее явно забавляло происходящее. И этот внезапный приступ веселья в сочетании с ледяным выражением лица произвел на него еще более отталкивающее впечатление. Она специально разыграла комедию с возвращением проигрыша, чтоб еще больше унизить Ясину.

— Займись тут чем-нибудь, — буркнула Арета, бросив его у входа в свой шатер, и, повернувшись на пятках, зашагала к центру лагеря, где на небольшой насыпи, сплошь укрытой круглыми щитами, возвышался шатер царицы.

Левкон почесал в затылке. Легко сказать: займись — в чужом-то доме! Утешив себя тем, что работа дурака найдет, он перешагнул через порог палатки. Собрать раскиданные вещи, перетряхнуть постель, почистить оружие… Под пологом царил отталкивающий порядок. Ровные ряды одеял, сложенные на деревянный сундук у стены, как лепешки на поднос. Скатанный войлок, обнажавший земляной пол. У Ясины всегда был такой свинарник, что только выгребай! Левкон для порядка поискал веник. Беда. Куда она его прячет?

Оружие. Но эта баба — не Ясина. А по закону за прикосновение к хозяйскому оружию без разрешения рабу отрубали кисти рук. К тому же аккуратно развешенные на деревянном столбе в центре шатра доспехи прямо-таки резали глаз своей противоестественной чистотой. «Такое впечатление, что она их надевает только для вида. Ни одной вмятины».

Лошадь. Ну да, оставалась лошадь. С утра Колоксай явно не успела ее почистить и выводить — это занятие для рабов. Левкон открыл небольшой загон, располагавшийся слева от шатра. Рослый соловый жеребец с белой отметиной на лбу враждебно косился на чужого человека. У Ареты был дорогой конь, не степной, чистокровный фессалиец. Редкая и очень ценимая здесь добыча. Вероятно, подарок Тиргитао. Сам гиппарх предпочитал кобыл, они спокойнее в бою. Большинство меотянок думали так же. В том, что Солнышко разъезжала на ненадежном скакуне, был вызов. Делаю, что хочу, и никто мне не указ, пусть брыкается.

— Как тебя зовут?