вперед указательный палец. — Не мизинчик, но понял. Мирись, мирись и больше не дерись…

Я говорил спокойно, тихим, но уверенным голосом, будто капризного ребенка пытаюсь убаюкать. И, кажется, подействовало — дымная пленка разгладилась и стала уменьшаться, втягиваясь обратно под кожу. Девушка сменила позу, отскочила в угол, уже не как хищник, а затравленная жертва. Еще осторожная, но уже без агрессии.

Есть контакт!

Я сделал еще один шаг, оказавшись уже практически в центре комнаты. Лепетал что-то успокаивающее про дом, про весну и солнце, что все будет хорошо — без особого смысла, просто не хотел останавливаться, боялся, что «рыбка» сорвется. Смотрел, как выравнивается дыхание и успокаивается лицо — разглаживаются морщинки (больше похожие на застывшие следы от судорог), губы пока медленно, но уже тянулись в положение легкой улыбки.

Я протянул руку в ответ. Чуть меньше метра и кончики наших пальцев коснутся друг друга. Еще чуть-чуть, еще один шаг навстречу измученному человеку, готовому принять помощь.

Уже почти сформированная улыбка дернулась, резко превращаясь в хищный оскал. Я не сразу среагировал — смотрел в глаза, полные боли, страха и надежды. Выражение в них не поменялось, только брызнули слезы в момент, когда ударили фобосы.

Это было похоже на взрыв. На две взрывные волны. Большая часть душ выскочила у девушки за спиной. Словно распахнутые черные крылья, потерявшие управление, вздернули Машу вверх и впечатали в стену. Кишащие в воздухе фобосы распяли вопящую от ужаса девушку и протащили ее под потолок.

Вторая часть сорвалась с руки девушки и со скоростью пушечных ядер врезалась в меня. Три лохматых комка, гребанные ежики-зубастики, сбили меня с ног и отбросили на несколько метров. Отскочили, взвившись под потолок, и стали раскручиваться по разным траекториям, готовясь снова спикировать на меня.

Больно, но терпимо. Считай, с вышки в бассейне плашмя на пузо рухнул, даже взбодрило немного. Я перекатился под раструб глушилки, заметив, что там, где громче всего долбит колокол, фобосы сбиваются с ритма.

— Не пробили, щенки, — я привстал на одном колене, как делают все положительные герои, получившие по морде, но готовые к реваншу. — Засиделись вы в нашем мире, колобки чумазые!

И понеслась!

Я увернулся и пропустил первого. Второго, наоборот, встретил и, чуть не лишившись пары пальцев, запульнул его на сетку глушителя. Как током прошибло, расплющило и бросило на пол в форме дымящейся лепешки. Третий нарвался на огневик, вспыхнул и растворился в вонючем облаке. Я еще раз отбил первого и уже сам бросился в погоню, на ходу затоптав и подпалив «лепешку».

Догнать не дали — от Беды отделилась новая волна фобосов, и сразу же за ней вторая. Разлетелись вокруг, сразу делая помещение тесным, и, зажав меня в центре, начали клевать со всех сторон.

Черный рой разнообразных существ — женщины, мужчины, дети. Везде угадывались общие черты — в похожих лицах и обрывках одежды. Мелькнул рваный пиджак с биркой Степановской мануфактуры. Обгоняя «людей» из толпы, на меня неслись баргесты, обглоданные тушки призрачных свиней и целый настоящий бык с горящими огнем глазами.

Я отбивался, крутился, отмахиваясь огневиком, цеплял кого-то, но тут же получал с другой стороны. Плотность фобосов работала в обе стороны — мои удары вязли в пустоте, но и боль от когтей и зубов была приглушенная, будто в полсилы. Может, сила мнемоника защищала, может, колокол делал свое дело, а, может, Маша, сопротивляясь, хоть частично их сдерживала.

Но толпа, пусть дохлая и призрачная, это все равно толпа. Я спалил с десяток фобосов, перестав за ними гоняться — смысла не было. Они были везде, а я просто шел навстречу Беде, стараясь уворачиваться или отмахиваться. Как медведь, на котором повисли, рвущие его, собаки — с каждым шагом я замедливался и терял силы.

А когда предплечье прокусил баргест, повиснув на руке с огневиком, подумал, что уже все — конец. Еще одна пасть неслась сбоку, намереваясь вцепиться под коленку. Но его опередил бычий таранный удар, выкинувший меня из толпы.

Я сполз по стенке, придавливая баргеста. Схватил его за шкирку, стараясь оторвать от себя, и начал давить за ушами в попытках сломать ему шею. Под пальцами что-то чавкнуло, будто прорвалась невидимая пленка и давление перешло на иной уровень.

Началось поглощение.

Волна мерзких и липких образов пронеслась перед глазами — кровь, ужас, агония. Я инстинктивно зажмурился, сильнее стиснул пальцы и дёрнул в сторону. Хрустнуло, а поток картинок завис на стоп-кадре, будто интернет во время стрима оборвался. Баргест растаял в воздухе, оставив после себя серое пятно на белом полу и несколько кровавых ранок на моей онемевшей руке.

Сбоку подлетел новый фобос — скукоженное лицо с пустыми глазницами и разрезанными от уха до уха щеками. Я схватил его за шею, отодвигая клацающую пасть подальше от лица, и сдавил.

Хрустнуло.

Опять волна, на этот раз холоднее. Вместо агонии давящее чувство тоски. Эмоциональное выгорание, депрессия, хроническая усталость — разом все то, с чем так успешно справляются инфоцыгане и блогеры лайф-коучи. Прямо «память предков» сработала — мозг на автомате отсек, жамкнув кнопку: «пропустить рекламу».

Следующий — хрустнуло. Еще один — хрустнуло.

Я будто ленту «Тик Тока» листал, с первой секунды смахивая образы, пытавшиеся пробраться мне в мозг. Не нравится, не нравится, дизлайк, в игнор…

Местных фобосов, похоже, жизнь к такому не готовила. Появился просвет, в который я рванул к Маше. Психика не резиновая — чувствовал, что еще с десяток этого суицидального контента и никакие фильтры не спасут.

Я подскочил к девушке, с хрустом дернул за дымный хвост тварь, которая держала ее руку. Оторвал вторую, метнув ее в подкрадывающуюся толпу, и поймал безвольно упавшее тело.

И тут меня накрыло уже конкретно.

Голова закружилась, черные тени стали виться вокруг нас, поглощая весь свет вокруг. Возможно, я отключился — на какой-то момент исчезли все звуки, включая занудный колокол. Синяки и ноющие ссадины успокоились, пропали гнойные запахи от истлевших фобосов. Я буквально моргнул и очнулся уже в другом месте.

Словно попал в пустое и абсолютно темное пространство. Ощущение свободного ничего с ночным небом над головой. Стены с потолком исчезли, а с реальностью примирял только все еще мягкий пол под ногами.

Передо мной была Маша — в светлой и чистой крестьянской одежде. Явный фрагмент из воспоминаний до страшного момента, который устроили сектанты. Чистые волосы завязаны в косу, на голове венок из подсохших, но все еще красивых цветов. Она улыбается кому-то, кивает, машет рукой. В ней есть