Седьмой заключенный также испытал на себе искусство палачей. Один из офицеров, озлобленный тем, что не смог сбить американца, ударил его в пах. Заключенный упал на землю, его лицо исказила гримаса боли. Он молил: «Пощадите». Но палачи были безжалостны. Его опять поставили на колени, а охранники обсуждали следующий способ убийства. Они остановились на «кесадзири». Ещё один меч сверкнул на солнце и прошел в теле жертвы от левого плеча до легких. Летчик умер в потоках пенящейся крови.

Восьмая жертва наблюдала все семь зверских убийств. Последнее, что он видел и слышал в жизни, — это потоки крови, хлещущие из ран, дикие крики своих друзей и возгласы ликования врагов. Настала его очередь. Американца толкнули в центр группы озверевших солдат, которые посадили его на землю со связанными назад руками. В трех метрах от него офицер заряжал стрелу в лук.

Американец, затаив дыхание, наблюдал, как японец прицелился, оттянув тетиву, и затем отпустил её. Стрела пролетела мимо его головы. Только с третьего раза стрела попала в лицо летчику над левым глазом. Из раны хлынула кровь. Утомленные этим мероприятием, палачи поставили его на колени и просто отрубили голову.

На поле Абураямы осталось восемь обезглавленных тел…

В апреле 1944 года у одного убитого японского солдата в кармане его френча была обнаружена фотография казни иностранца. В ходе расследования этого факта выяснилось, что на фото изображен японский офицер Ясуно Чикао, отрубающий голову пленному австралийскому сержанту Леонарду Сиффлиту. В октябре 1943 года в районе города Аитапе группа австралийских разведчиков попала в засаду и была захвачена японскими солдатами. После допросов с пристрастием и пыток, по приказу вице-адмирала Камада все австралийцы были казнены одним и тем же способом — мечами отрубали им головы.

Подобных казней на территориях Японии и театре военных действий наблюдалось великое множество. Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации; ей нужен лишь повод. Наверное, отвращение к кровопролитию, как говорил Станислав Ежи Лец, нужно иметь в крови. У того поколения японцев была в крови кровожадность и нечеловеческая жестокость.

* * *

15 августа 1945 года в 11 часов 59 минут по японскому радио отзвучали последние аккорды японского национального гимна «Кима-гайо». Диктор объявил, что сейчас перед японским народом выступит сам Император.

По всей стране приостановилось движение: остановились поезда и наземный транспорт, замерли на взлетно-посадочных полосах самолеты, в институтах преподаватели прекратили читку лекций, в гарнизонах солдат вывели на плацы. Рабочие заводов и фабрик собрались в залах, где висели громкоговорители. Над городами и поселками повисла гробовая тишина. Подданные императора покорно склонили свои головы, приготовившись слушать своего небожителя. И вот в репродукторах что-то щелкнуло и послышался высокий пронзительный голос, слегка дрожащий то ли от волнения, то ли от напряжения. Его слова, окрашенные архаичной формой, странной для большинства слушателей, словно дрожали. Это говорил сам император Хирохито. Не часто народ слышал его голос.

— Я обращаюсь к моим законопослушным подданным, — начал венценосец. — После долгого размышления над событиями последних дней, складывающимися условиями в нашей стране мы решили стабилизировать ситуацию при помощи экстраординарной меры. Мы отдали приказ нашему правительству связаться с правительствами Соединенных Штатов, Великобритании, Китая и Советского Союза, чтобы сообщить им о том, что империя принимает условия совместной Декларации.

Достижения всеобщего процветания и счастья всех наций, как безопасность и благосостояние моих подданных, являются единственным моим обязательством перед великими предками нашей империи.

В самом деле, мы объявили войну Америке и Британии вне зависимости от нашего желания обеспечить защиту Японии и стабилизацию в Юго-Восточной Азии. Мы также были далеки от мысли о нарушении суверенитета других государств или о территориальных захватах. Но сейчас война длится уже четыре года. Несмотря на все усилия, приложенные каждым гражданином нашего отечества, и самоотверженность всего стомиллионного народа, никто не может гарантировать победы Японии в этой войне. Более того, общие тенденции современного мира обернулись не в нашу пользу.

Кроме того, противник начал использование нового оружия небывалой мощности. Эта смертоносная бомба причинила непоправимый ущерб нашей земле и унесла тысячи невинных жизней. Если мы продолжим борьбу, это приведет не только к полному уничтожению японской нации, но и даст старт искоренению всего человечества.

В сложившейся ситуации мы обязаны спасти миллионы сограждан и оправдать себя перед святыми духами наших императорских предков. Именно по этой причине мы отдали приказ о принятии всех положений совместной Декларации.

Мы выражаем свое сожаление всем союзным государствам, которые сотрудничали с Японской империей во время захвата Восточной Азии. Мысль о солдатах и офицерах, павших на полях сражений и на боевом посту, о безвременно ушедших от нас и их осиротевших семьях наполняет болью наши сердца день и ночь. Наша первейшая обязанность — забота о пострадавших и раненых, тех, кто потерял свои дома и средства к существованию.

Жизнь нашего государства будет полна тягот и лишений. Мы понимаем это, однако в сложившихся условиях нам выпала судьба пройти по тернистому пути к достижению великого мира для всех грядущих поколений. В этих условиях мы должны вынести невыносимое.

Я прошу воздержаться от вспышек эмоций, которые могут вызвать ненужные раздоры, ввести других в заблуждение и привести к сумятице в мире.

Объединим наши усилия во имя будущего. Будьте честными, крепите бодрость духа, трудитесь, чтобы возвысить славу императорского государства и идти в ногу с мировым прогрессом!

Речь императора вызвала шок у японцев. Выходило, что Страна Восходящего Солнца впервые за 2600 лет признается в полном поражении и будет кланяться победителям. Многие люди были уверены, что война продолжается, что солдаты и офицеры императорской армии героически сражаются на фронтах, что император в своем замке живет оторванно от реалий настоящей жизни.

Через несколько дней после шока началась паника. Из уст в уста передавались слухи о жестокости американцев. Чувство страха охватило в первую очередь школьников, считавших не без влияния педагогов, что янки их всех вырежут или утопят. Женщины и девушки боялись насилия со стороны американских оккупантов, в особенности негров.

Нечто подобное происходило и в Германии в отношении советских солдат и офицеров.

В среде военных, особенно солдатской массы, на почве злоупотребления спиртными напитками постоянно организовывались митинги и различные сходки, где самураи кричали о необходимости продолжения войны. И на самом деле ещё долго в некоторых местах после выступления императора Хирохито не затухали очаги сопротивления.

Часть армейских офицеров, потерянных и охваченных скорбью, сводили счеты с жизнью. Вот один из примеров.

На аэродроме Оита готовился последний полет камикадзе. Адмирал Матоме Угаки внимательно выслушал речь императора. Потом он собрал в своем кабинете подчиненных и попросил налить в чашечки сакэ. После распития японского горячительного напитка он приказал подготовить самолеты к последнему полету. Одиннадцать моторов взревели, как только первая машина вырулила на взлетную полосу. Одна за другой винтокрылые птицы отправлялись в душное вечернее августовское небо.