Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Были и смех и слезы, водопады воспоминаний обрушивались на головы встретившихся друзей, анекдоты и тосты за тостами.
Опьяневший, один из бывших студентов Федор Горлов, решил сверкнуть «мудрым» анекдотом. Но компания шумела, разговаривали все и сразу.
— Послушайте, послушайте, — захлопал в ладоши Федор, вызвав на мгновение затишье. — Дружили парень с девушкой. В один прекрасный момент парень предложил девушке выйти за него замуж. Она согласилась, но только с одним условием:
— Я буду уходить от тебя один раз в году.
Парень подумал и согласился.
В скором времени они стали мужем и женой. Жили счастливо. Один раз в году жена уходила на один день. Муж сначала не придавал этому значения, но потом его разобрало любопытство.
И вот настал день, когда жена собирается от него уходить. Муж начинает за ней следить: и видит, как его жена приходит в лес, превращается в змею и начинает шипеть.
Так давайте выпьем за то, чтобы все жены шипели только раз в году и только в лесу!
— Выпьем, выпьем, хоть и говорят, что водка — наш враг. Но кто сказал, что мы боимся врагов! — закричал незнакомый парень, с которым приехала миитовка Вера Соколова.
Сокурстницу Надежду Прохорову опекал за столом ее кавалер с розовым шрамом на правой щеке. Звали его Прохор Приходько. Оказалось, эту отметину солдатского мужества он получил в Сталинграде. Никто из сидевших гостей за столом не был в пекле этого знаменитого города на Волге.
— Расскажите, как там было? — неожиданно задала вопрос Вера Соколова.
— Что может сказать рядовой? Могу сказать только то, что я видел в оптический прицел своей снайперской винтовки, — скромно ответил бывший солдат.
— Шрам оттуда? — кто-то из гостей снова обратился к нему.
— Да, визави промазал! Чуточку не хватило фашисту, чтобы отправить меня к праотцам. Но я его все же добил в тот же день.
Потом он разговорился о том, что некоторые командиры мало заботились о быте своих подчиненных.
— О солдатах надо думать, когда они дух не испускают, — продолжал он длинным монологом. — А вообще грохот канонады у меня до сих пор стоит в ушах, не проходит. В Сталинграде даже собаки не выдерживали орудийного лая. Они только тявкали на непривычные звуки и массово бросались в Волгу, чтобы удалиться от этого ада — переплыть на другой берег реки. В общей могиле вермахта — Сталинграде сгорели надежды Третьего рейха на победу над Россией.
Поразила меня еще одна картина. Мощь нашей контрпропаганды. На немецком языке в момент затишья вдруг наш диктор обращался к немцам с такими словами: «Каждые семь секунд здесь в Сталинграде умирает немецкий солдат!» Потом мощный динамик передавал звук метронома. Я видел реакцию немцев «с близкого расстояния» — через окуляр на карабине. Они затыкали фуражками, пилотками уши, озирались по сторонам, и на лицах появлялась гримаса страха.
Ждал любой пулю-дуру, могущую прилететь в промежутке этих семи секунд.
Войны не понять, не представив движения военной армады: армий, дивизий, полков, но и ее не почувствовать, не узнав жизни, — и окопного, и в городских развалинах обитающего рядового солдата. Что я видел из своего логова-засады — немного земли или бетоннокирпичного крошева или небольшой клочок неба.
А еще я унес со Сталинградской земли такой факт. Перед атакой солдаты кто ножницами, кто ножами обрезали полы шинелей.
— Зачем? — спросили его.
— А чтоб легче бежать.
— Куда? — провокационно задал вопрос очкарик.
— А куда придется бежать — вперед или назад. Все зависит от боя…
Все слушали бывалого солдата с неподдельным интересом.
Зина Журавлева-Шепитько поделилась своими впечатлениями о Дальнем Востоке и Маньчжурии, о злодеяниях японцев, о печальной памяти о секретном отряде № 731 Квантунской армии, готовящейся начать против СССР биологическую и бактериологическую войны…
— Зин, скажи, это как же они могли начать такую пакость, не заразив и себя. Ветры — парни изменчивые, — поинтересовалась Соколова.
— Это их действительно была ахиллесова пята. Территории небольшие, армии соприкасались вплотную. Они замахивались на более крупную операцию против американцев, — нагнетала интерес Зина.
— Каким образом?
— Доставка к побережью США на подводных лодках небольших самолетов и с них распыления заразы. Например, чумных мух, или поднятия контейнеров на определенную высоту воздушными шарами с болезнетворными бактериями. По команде с земли они надеялись подорвать их над большими городами. А сами рассчитывали «улизнуть» домой на подводных челнах.
А вообще края прекрасные, заселить бы их поплотнее, дать людям работу и жилье и там можно сделать рай земной.
Лида рассказала об удивительном бое — музыкальном сражении на одном из участков фронта между нашими специальными пропагандистами и нацистскими.
— Как, как это было, расскажи? — закричали все.
— Просто. Для поддержания психологического состояния своих солдат немцы практиковались давать концерты. Через громкоговорители, установленные на машинах, запускали модные музыкальные мелодии и песни-шлягеры. Однажды я ехала на машине и вдруг услышала песню штурмовиков СА Хорста Вессела «Поднимем выше флаги…»
Кстати, ее написал студент из Берлина Хорст Вессел. В девятнадцать лет он вступил в нацистскую партию, а в 20 лет руководил местным отделением СА. Он был смертельно ранен в драке с коммунистом Альбрехтом Хехлером, ревнивым соперником любовницы Вессела. Геббельс эту патриотическую песню рекомендовал петь в армейском строю. Она вообще была модна в Германии перед войной.
И вот вдруг, как только то ли сила динамика ослабла, то ли направление ветра изменилось, грянул из подлеска наш громкоговоритель песней «Катюша». Песня наша буквально скомкала немецкий шлягер. Фашисты даже выключили свою шарманку и стали слушать мелодичную «Катюшу». Вот тогда я поняла, что мы выиграли этот музыкальный бой. Дорогие мои, если бы вы знали, как же было хорошо на душе в тот момент. Мы остановились и дослушали песню.
Потом на мелодию этой песни был написан наш «Марш авиаторов»
— Товарищи, а знаете, — вдруг встрял очкарик, — этот марш был написан в 1922 году композитором Хайтом. А поскольку германцы, бывавшие у нас, перенимали опыт во всем у Сталина, прихватили и понравившуюся им музыку. Так что это их плагиат. Правда, эта песня была оркестрована по-новому, в стиле вагнеровских оркестровок.
У Вессела — «Сомкнем ряды. Пусть будет выше знамя…», у Хайта — «Все выше, и выше, и выше, стремим мы полет наших крыл…»
Каждый, что-то рассказал интересное и познавательное.
И все пришли к одному выводу, что служили они на войне не ради славы, а чести для…
Вечеринка продолжалась долго. Поэтому приезжим москвичам предложили остаться на ночевку по двум домам: Лиды Ваниной и Зины Шепитько…