litbaza книги онлайнИсторическая проза1000 ночных вылетов - Константин Михаленко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 72
Перейти на страницу:

— Приготовьтесь, капитан! Захожу на сброс!

Капитан вылезает из кабины на крыло, прижимается всем телом к фюзеляжу. Его руки накрепко впаяны в борт, лицо где-то возле моего плеча.

— Скоро?

— Держись, захожу…

От едкого дыма в глазах появляется резь и выступают слезы. Эта чертова зеленая стрела тут же исчезает в дыму. Придется опять ее искать.

— Залезай в кабину, — говорю капитану. — Буду заходить снова.

— Н-нет, я постою. Только не промажь…

— Дурень!..

Увожу самолет дальше от пожарищ, от этого проклятого дыма. Снова под нами Висла. В памяти отчетливо проявляется план Варшавы. Вот от этого моста начинается Маршалковская. По ней можно выйти к площади Велькицкого. Только бы не потерять улицу! Спускаюсь ниже. Высота двести метров, сто пятьдесят, сто. Еще ниже! Иду почти над крышами домов и слева под крылом вижу Маршалковскую.

— Без команды не прыгать! Высота пятьдесят метров. Не успеешь.

— Понятно. Только бы найти…

— Не каркай, найдем!

И опять под крылом самолета коробки домов, трещины-улицы и переулки. Один… Второй… Четвертый… Пятый… Еще два переулка, и должна быть площадь. Она! Я четко различаю зеленую стрелу.

Но дым опять заволакивает площадь, и зеленая стрела расплывается. Прохожу немного вперед, разворачиваюсь и опять веду самолет над Маршалковской. Вот она, площадь!.. Набираю высоту. На отметке сто пятьдесят метров сбавляю обороты и бросаю взгляд вниз. Площадь и стрела почти под нами…

— Пошел!

Капитан на мгновение прижимается щекой к моему шлему, и я успеваю увидеть его темные глаза, распахнутые настежь, и в них огненные отблески пожарищ.

— Будь здоров, летчик!..

Я не успеваю ответить. Крыло прошивает длинная очередь трассирующих пуль, в том самом месте, где стоял капитан. Неужели?.. Круто разворачиваю самолет навстречу несущимся со всех сторон желтым светлякам и отыскиваю парашют. Он похож на большую розовую медузу в прибое дыма. Фрицы уже не стреляют по самолету — все пунктиры огненных трасс тянутся к бледно-розовому в отсветах пожарищ и почти неподвижному парашюту. Черт возьми, почему не делают парашюты из черной ткани? Желтые цепочки трассирующих прошивают купол, парашют опускается ниже и растворяется в темноте над площадью. И сейчас же огненные трассы вновь устремляются к моему самолету. Разворачиваюсь на восток и ложусь курсом на свой аэродром. Весь обратный путь и все следующие сутки передо мной широко раскрытые глаза капитана и бело-розовый купол парашюта, прошитый желтыми светляками пуль… Все ли я сделал правильно? Не по моей ли вине погиб капитан? В том, что он погиб, я не сомневаюсь: я видел своими глазами, как гасли под куполом вражеские пули…

И вдруг сообщение, что капитан вышел на связь! А следом другое — заговорила его пушка. Значит, жив «мой» капитан! Значит, сражается! А я даже не знаю его имени. Помню только его глаза и отраженное в них пламя Варшавы..

* * *

…Линия фронта начиналась за городом, который когда-то назывался Яблунново-Легионово. Теперь от города остались только развалины, среди которых чудом сохранился один каменный дом да полуразрушенная водонапорная башня. В этом единственном уцелевшем доме ютились опять же чудом уцелевшие семьи — не более десяти. Кто знает, почему их не трогали немцы, хотя солдаты дивизии СС «Герман Геринг» были размещены в землянках и блиндажах. Может, гестаповцам было удобней наблюдать за горожанами, когда все они оказались в одном доме, а может, была иная причина, не знаю.

Однажды ночью тревожный сон обитателей дома был нарушен появлением эсэсовцев.

— Где русский летчик? — спросил офицер.

— Откуда здесь русский? — ответил за всех пан Юзеф, сорокалетний муж хозяйки дома пани Ельжабеты, которого пани выдавала за своего дальнего родственника, так как у него были какие-то нелады с гестапо. — Здесь все свои, господин офицер.

— Молчать!

Начался обыск, но немцы так ничего и не нашли. Да и что, собственно, они могли найти?

Перед уходом эсэсовский офицер раздраженно выкрикнул:

— Если мы обнаружим летчика где-нибудь поблизости, расстреляем всех! Понятно?

— Понятно, — опять за всех ответил пан Юзеф.

Расстрел! За что только не угрожали им немцы? Укроешь партизана — расстрел. Послушаешь радио — расстрел. Не явишься на регистрацию — опять расстрел. Вот и теперь то же самое…

Выходить из подвала запрещено, даже днем, а выходить надо. Хотя бы для того, чтобы собрать на огородах немного картошки, свеклы и репы, ведь люди хотят жить. Но для этого надо пробраться ночью на огороды… Осторожно, чтобы не заметили немцы, а иначе — расстрел…

В эту ночь на огороды пошла пани Ельжабета. Осторожно выбравшись из подвала, она долго прислушивалась, а потом, когда глаза ее привыкли к темноте, осмотрелась. Ничего, кроме темных силуэтов развалин и тихого шелеста дождя. В такую ночь гестаповцы предпочитают спать. Пани Ельжабета взяла ведра, шагнула в темноту и пошла по знакомой тропинке к огородам.

— Пани! — неожиданно услышала она рядом. — Стойте, пани…

— Кто здесь? — так же тихо спросила пани Ельжабета.

— Не бойтесь. Я русский летчик. Помогите мне…

Пани Ельжабета оторопела: что же теперь делать? В доме спрятать русского нельзя, там столько людей. Нет-нет, каждому из них можно верить, как себе. Но если узнает гестапо, расстреляют всех. Даже детей не пощадят. Как же спасти русского? «Я должна посоветоваться с Юзефом», — решила пани Ельжабета.

— Ждите меня здесь, — тихо сказала она.

Темнота поглотила фигуру женщины, а летчик прижался к мокрым холодным камням и достал пистолет. Он знал, что отсюда ему не уйти. Просто не было сил.

Восстание в Варшаве задыхалось. Повстанцы еще держались в «северном» районе, но и он уже из конца в конец простреливался артиллерией. И все же несколько наших самолетов ушли на сброс продуктов и боеприпасов для восставших. Остальные экипажи бомбовым ударом и огнем бортового оружия подавляли артиллерию противника.

Два снаряда, один за другим, с секундным интервалом ударили в самолет Богомолова. Первый угодил в мотор, второй разорвался в кабине летчика… Еще надеясь на чудо, Владимир Мехонцев дотронулся рукой до поникшего тела командира и крикнул:

— Прыгай!

В ту же минуту пламя ворвалось в штурманскую кабину, и какая-то непостижимая сила вытолкнула Владимира из горящего самолета. Падая вместе с пылающими обломками, Владимир хотел было затянуть падение, чтобы избежать возможного удара одного из обломков машины, но его рука уже нащупала вытяжное кольцо парашюта. И вовремя. Почти в одно время с плавным рывком натянувшихся лямок Мехонцев ощутил страшный удар о землю.

Сколько он пролежал, только богу известно. Очнулся Владимир от боли и холода. Сел, ощупал себя — вроде цел. Только болит нога, да слиплись от крови брюки. Остатками комбинезона Владимир замотал ноги, поднялся и шагнул. Было больно, но он сделал новый шаг и пошел в сторону, откуда слышны были выстрелы и где начинало сереть небо.

1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 72
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?