В ее поведении не было ничего необычного, и заскучавшая аудитория обязательно должна была заметить кульминацию трюка, когда она покажет им нечто интересное. МГБ придется несколько минут подождать финала, который поведет их по ложному следу, тем самым завершив фокус.

Вряд ли они оценят ее артистизм, когда наконец поймут, что их провели. Впрочем, она и не собиралась поражать их своей игрой.

Пионер жил в квартире-студии на десятом этаже старого высотного дома. Здание представляло собой цилиндр вдвое выше Уотергейта в Вашингтоне, увенчанный выступавшей за внешние стены крышей. Освещенные балконы выстраивались в аккуратные ряды, выделявшиеся на фоне вертикальных бетонных полос.

До здания оставалось меньше квартала, и Кира ощущала присутствие за спиной преследователей.

«Интересно, — подумала она, — знают ли эти солдаты про Пионера?»

Учитывая степень его предательства, Митчелл счел вероятным, что МГБ распределило его дело по отдельным группам. В такой огромной организации, как министерство госбезопасности, любой занимавший достаточно низкое положение, для того чтобы его отправили следить за случайными американцами на улице, вряд ли что-то знал о Пионере и, соответственно, о том, где он живет. Естественно, риск был неизбежен. В зависимости от того, насколько эффективно работала их внутренняя связь, у Киры, вероятно, было несколько минут до того, как Шестой отдел сопоставит все факты. Будь их бюрократия подобна той, что в ЦРУ, у нее в распоряжении были бы дни. Еще один риск — время реакции противника невозможно было предсказать.

Кира вошла в здание.

Тесный вестибюль был плохо освещен, к тому же почти весь свет поглощала темная краска на стенах и ковровое покрытие на полу. Лифт был впереди слева, вне пределов видимости со стороны входной двери. Если только преследователи не решат войти в здание, им придется рассеяться, чтобы перекрыть все выходы, которых было еще два: пожарный с восточной стороны и грузовой сзади. Собственно, ей это было только на руку. Ее фокус сработал бы надежнее перед лицом небольшой аудитории; чем меньше, тем лучше. Единственного свидетеля проще сбить с толку, чем нескольких, которые могли бы заметить подробности, быстрее их сопоставить и понять, что происходит на самом деле. Если фокус увидит только один человек, ему придется связаться со стоящими у других выходов напарниками, которые вынуждены будут поверить ему на слово.

Кира вызвала лифт, закрыла глаза и прислушалась. Логично было бы выглянуть за угол, наблюдая за дверью, но звук и без того прекрасно передавался по вестибюлю. Лифту потребовалось больше минуты, чтобы достичь первого этажа, и за все это время входная дверь не открылась. Или никого не было вообще (самый лучший вариант), или наблюдатели разделились, окружив здание. Они могли вызвать подкрепление, но даже в этом случае им, скорее всего, потребуется больше времени, чем она собиралась им предоставить.

Кира шагнула в лифт, подумав о том, где находятся скрытые камеры.

Вид на Запретный город был одним из немногих удовольствий, стоивших тех денег, что Пионер платил за квартиру двадцать с лишним лет. Глядя на юг, он мог увидеть Цяньциндун, Дворец Небесной Чистоты, возвышавшийся над северной стеной. За ним дальше на юг простиралась площадь Тяньаньмэнь. Из спальни ее не было видно, но он знал, что она там.

МГБ знало, кто он такой. В этом не было никаких сомнений. Они не схватили его и не расстреляли лишь потому, что хотели раскрыть крупную сеть, частью которой он являлся. Он дал знак ЦРУ, и лишь потом до него дошло, что, возможно, он совершил ошибку. В ЦРУ теперь знали, что он раскрыт, и тайных встреч больше не будет. Возможно, они не придут за ним. Пионер будет доживать свои дни, трудясь на благо партии, пока МГБ не решит, что наблюдение за ним больше ничего не даст, а потом они явятся за ним однажды ночью, заберут с собой и расстреляют в грязном подвале. Он не знал, сколько дней ему осталось, но продолжительность его жизни зависела теперь лишь от терпения кого-то из сотрудников МГБ.

Прошлой ночью в квартире наверху слышался шум и тяжелый стук по половицам. Возможно, квартиру заняло МГБ. Они могли установить в потолке оптоволоконные камеры, пока он ходил ужинать. Первой его мыслью было их обнаружить, но он тут же понял, что в этом нет смысла. Если МГБ хотело взять его под наблюдение — они это сделают, и он ничем не сможет им помешать. Они могут войти в его дом в любое время, стоит ему уйти, буквально через несколько мгновений. Любой из тех, кто встречался ему в коридоре, мог быть сотрудником МГБ, который вскоре приставит пистолет к его голове. Любая квартира в здании могла быть наблюдательным пунктом МГБ. То же относилось к любой квартире в любом доме, который он мог видеть из окна. Он чувствовал себя одиноким в течение многих лет, но сейчас его собственное жилище казалось ему смертельно опасным.

Несмотря на все это, он ощущал странное спокойствие. Не помогал ли ему некий неизвестный бог, нашептывая умиротворяющие слова его душе? Отчего-то он не мог заставить себя в это поверить. Может ли бог полюбить предателя?

«Возможно», — подумал он.

По-настоящему любящему богу не за что было любить партию, так что он вполне мог любить того, кто с ней боролся. Может быть, после смерти Пионера ждала награда вместо обещанного партией забвения. И то и другое казалось ему лучше, чем его нынешняя жизнь. Ему приходила в голову мысль о самоубийстве, но Пионер чувствовал, что это будет равнозначно добровольной сдаче врагу. Он боролся с партией больше половины своей жизни и не мог сдаться так легко. Нет, если сегодня ему и предстоит умереть, пусть его убьют. Он не станет делать за них эту работу. Если он не сможет им навредить никак иначе, они, по крайней мере, заплатят за дешевую пулю, которую пустят ему в затылок.

Кто-то постучал в дверь. Пионер повернулся, не поднимаясь из-за стола. Через полминуты стук повторился.

Они пришли. Сотрудник МГБ, кем бы он ни был, все-таки оказался не слишком терпеливым.

Отодвинув тарелку с недоеденной жареной бараниной, Пионер вытер губы и встал. Подойдя к двери, он стиснул ручку до боли в костяшках пальцев и открыл дверь, готовясь взглянуть в лицо своему недолгому будущему и, если возможно, плюнуть в него.

— Цзяньминь!

К нему бросилась светловолосая женщина. Лишь улыбка на ее лице помешала ему в панике попятиться, и вдруг он обнаружил, что держит в объятиях незнакомую девушку-американку. Она что-то говорила по-китайски с таким жутким акцентом, что у него возникла мысль, понимает ли она, что говорит, или просто повторяет заученные фразы, словно хорошая иностранная актриса.

Пионер никогда раньше ее не видел, и поэтому у него не оставалось сомнений, что МГБ немедленно насторожится. Если она из ЦРУ и пришла, чтобы вывезти его из Китая, у них оставалось не слишком много времени.

— Я так по тебе скучала. Мы так давно не виделись! — сказала она на плохом китайском.

Голос ее звучал как у робота, словно она не понимала смысла своих слов.

— Да, давно.