Повисло тягостное молчание, нарушенное Сибилой Гатри:

– Кристин сообщила мне, что ее дядя вернулся домой и унаследовал Эркани в тысяча восемьсот девяносто четвертом году. Всего через год после рождения этого человека.

Я кивнул.

– Отлично! Весьма значимый факт, не вписывающийся в общую картину. Зачастую именно такие факты и оказываются наиболее важными. Гилби, не могли бы вы проверить, не было ли среди последних приобретений Гатри биографического справочника известных медиков? Думаю, вы его непременно обнаружите.

После непродолжительных поисков Гилби подтвердил мою правоту, и я начал быстро листать страницы справочника.

– Ага, вот и он! Ему посвятили большую статью, каких удостаивают только подлинных знаменитостей. Бакалавр медицины, докторская лицензия, работа в Аделаиде, потом в Сиднее. Далее последовало длительное пребывание в Соединенных Штатах. Именно в это время он не только становится членом Американской академии наук, но и ее почетным пенсионером. Возвращается в Сидней. В разное время несколько раз приезжает в Лондон. Ведущий хирург, в какой-то момент занявшийся научными экспериментами – вот для чего ему пригодилась американская пенсия! Написал два вполне стандартных учебника, один из которых лежит перед нами. Опубликовал десятки статей в журналах и монографий. Послушайте названия. «Радиология сердечной деятельности», «Радиология и дифференцированная диагностика заболеваний пищеварительного тракта», «Исторический анализ применения радия в медицине», «Исследование случая долговременной амнезии», «Сирингомиелия с точки зрения радиологии», «Техника быстрого рентгеновского снимка», «Современное состояние радиологии», «Радон и его роль…»

– Неужели это представляет для нас интерес, мой дорогой Эплби? – перебил меня Уэддерберн.

– Так это вам неинтересно? Тогда, быть может, ваше любопытство больше привлечет другой момент? Этот Флиндерс не только был светилом науки, но и вундеркиндом.

– В каком смысле? Не может быть!

– Но он им был определенно. – Я указал на надпись в книге. – «Родился в Южной Австралии в тысяча восемьсот девяносто третьем году». Если мы возьмем эту дату за точку отсчета, то диплом врача он получил в возрасте семи лет.

– Но это чепуха какая-то! – нетерпеливо воскликнул Уэддерберн.

– Напротив. Здесь мы впервые начинаем прозревать истину. И теперь нам пора установить правду в ее окончательном виде. Мисс Гатри, разве эти новости не помогут вам наконец перестать лгать?

– Помогут, разумеется.

– Тогда послушайте. Я могу дать вам такое же обещание по поводу судьбы Линдсея, какое дал мистер Уэддерберн. Нами установлена его роль в этой истории. Линдсей чист перед законом. Так что позвольте мне снова задать вам вопрос, уже прозвучавший из уст Гилби. Как вы узнали, что Гатри покончил с собой?

– Я сказала неправду. На самом деле я видела, как его сбросили вниз через парапет.

Уэддерберн тяжело вздохнул и принялся усердно протирать стекла своих очков.

– Думаю, – предложил я, – нам будет полезно всем вместе подняться на галерею.

3

Поблекший старый глобус, сотрясаясь, вращался вокруг своей оси, когда мой палец отслеживал по нему долгий морской маршрут из Австралии через Суэц и до Саутгемптона.

«Это узы крови, и, клянусь всеми силами небесными, он станет!..»

Мы шли вдоль галереи. Наши масляные лампы и электрические фонарики высвечивали вереницу портретов давно почивших членов семейства Гатри. Я задержался у портрета работы фламандского мастера шестнадцатого века, а затем резко повернулся к висевшему напротив изображению лорда Гатри, созданному Реборном[38] в восемнадцатом столетии. На меня смотрело одно и то же лицо. И я тихо повторил:

– «Разве это нам не пригодится, друг мой? Скажи мне, приятель, разве не пригодится?»

Некоторое время мы молчали.

– Гилби, вы можете повторить окончание стихотворения Данбара?

Ноэл Гилби процитировал:

Наступило новое продолжительное молчание.

– Рэналд Гатри, – нарушил его я, – обладал редкостным даром видеть ироническую сторону в самой мрачной средневековой поэзии. Смерть угрожает. Так примем свои меры и продолжим жить. Вот как он трактовал строки Данбара. И Рэналд Гатри сейчас жив и невредим. А погиб его брат Йен – он же Ричард Флиндерс, австралийский медик и экспериментатор. Историю Рэналда Гатри нам теперь удастся проследить полностью. Но вот повороты судьбы Йена, боюсь, так навсегда и останутся загадкой.

Уэддерберн мучительно старался подобрать слова, чтобы ответить мне, когда раздался жуткий крик Сибилы. В темноте послышалась какая-то возня. Я опустил лампу ниже и понял, что мощнейшая отрава миссис Хардкасл записала на свой счет еще одну жертву – огромная серая тварь по какому-то недоразумению приползла, чтобы подохнуть у наших ног. На мгновение мне показалось, что это одна из так называемых ученых крыс Гилби с крохотными записками, привязанными к лапкам. Но потом стало понятно: данный экземпляр явно превосходил ученостью остальных, потому что даже в предсмертной агонии зверек не выпускал из сжатых зубов небольшой черный блокнот.

1

Когда сознание вернулось ко мне, я понял сначала только, что нахожусь в совершенно незнакомом месте. Причем понимание пришло, как, должно быть, к Адаму – восприятие своего первого появления в райском саду: я замечал новизну окружения без надобности сопоставлять в памяти какие-либо прежние воспоминания или ощущения, казалось бы, совершенно необходимые для рождения подобных мыслей. Но странным образом меня это даже не удивляло. Вероятно, вся сила моего ума сосредоточилась в тот момент на проблеме выживания.

Передо мной расстилалось бесконечное пространство, покрытое темно-зеленой растительностью, чей матовый блеск в отдалении отливал пурпуром под ослепительно синим небом. Позади, как мне померещилось, грохотали волны прибоя, но оттуда исходил такой жар, словно это лава била сквозь трещины в земле. Я с трудом огляделся вокруг. Разумеется, море оказалось лишь иллюзией, а реальностью была стена пламени, огромным серпом проходившегося по иссохшим растениям и ощутимо продвигавшегося вперед прямо на моих глазах. Но не более мгновения все это оставалось лишь своего рода впечатляющим зрелищем, а потом до меня дошла угрожавшая мне опасность. Я поднялся на четвереньки и увидел на фоне огня мечущиеся фигурки странных, словно доисторических, животных, от крупных до миниатюрных, похожих на набор детских кубиков. Кенгуру и валлаби – с огромным трудом мой пропитанный кровью мозг подсказал их названия, но зато ко мне сразу же вернулось понимание того, что могло происходить здесь. Я оказался на пути сильного пожара в буше и должен был либо найти способ спастись, либо неизбежно сгореть заживо.