На ней длинное серое платье, сшитое из чего-то вроде шелковых лоскутков, часть из них без конца находится в движении, как будто она под водой и ее омывают невидимые течения.

Мне хочется узнать, что она знает о моем отце, но сегодня я буду придерживаться только темы моего Дарения. И начинаю так:

— Благодарю вас за доброту, Меркури. За то, что присмотрели за мной, дали мне приют, — ну прямо сама вежливость.

Она склоняет голову, словно соглашается со мной. Ее платье танцует вокруг нее еще быстрее.

— И за ваше согласие дать мне три подарка.

И снова она отвечает мне наклоном головы, а потом говорит:

— Твой день рождения скоро.

— Восемь дней.

Она кивает.

Я продолжаю говорить.

— Мне бы хотелось тоже подарить вам что-нибудь, просто в знак признательности. Возможно, даже дважды, один раз до церемонии, второй раз после.

— Это вполне уместно. Да. Небольшой залог твоей признательности до.

— С удовольствием. Может быть, я могу…?

Молчание.

Ох, и любит она играть в эти игры.

Еще немного помолчав, она говорит:

— Мне нужна информация.

Я жду. Тоже молчу. Потом спрашиваю:

— О чем-то конкретном?

— Конечно.

Меркури ставит локти на стол, ее пальцы трутся друг о друга, вдруг откуда-то выскакивает длинная шпилька и начинает вертеться меж них.

— Оставьте нас. Вы, двое, выйдите. — Она отдает Габриэлю и Розе приказ, даже не глядя на них, ее глаза устремлены на меня. Стоит им выйти, как окна и дверь дома начинает сотрясать ветер.

Меркури вертит шпильку на кончике пальца.

— Первая моя просьба проста… так, сущая чепуха. Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь о своих татуировках.

— А вторая?

— Немного потруднее… но, наверное, не для тебя.

Она протыкает шпилькой стол, а потом тянет ее и раскачивает из стороны в сторону до тех пор, пока та не выскакивает обратно.

— Я не могу согласиться, пока не узнаю, в чем состоит вторая просьба.

— Перед тобой открыто много путей, Натан.

И она снова втыкает шпильку.

Я складываю руки на груди и жду.

Мускулы вокруг ее рта сжимаются сильнее, а потом она вдруг снова испускает дикий, пронзительный вопль — ее смех — так, что я едва не подскакиваю на стуле. Ветер воет за стенами, а Меркури тянется ко мне через стол. Она вскидывает руки, взявшаяся невесть откуда шпилька крутится у нее меж пальцев. Она говорит, и ее ледяное дыхание обжигает мне лицо.

— Почему вы хотите, чтобы он умер?

Я не злюсь, скорее мне интересно.

Меркури откидывается на спинку своего стула и, кажется, смотрит на меня, хотя с уверенностью сказать невозможно, настолько черны ее глаза.

— Он забрал у меня жизнь. Жизнь, которая была мне дорога. Вот и я хочу забрать у него жизнь. А поскольку для него нет иной жизни дороже его собственной, то я и заберу у него его жизнь.

— Чью жизнь он забрал?

— Жизнь моей сестры, Мерси. Мы были с ней близнецами. Он убил ее, коварно. И съел ее сердце.

Мерси не было в списке людей, убитых моим отцом.

— Мне жаль вашу сестру, но ведь смерть Маркуса не вернет ее вам. А Маркус мой отец.

— Так значит, нет?

— У меня такое чувство, что если я соглашусь, а потом не смогу выполнить взятое на себя обязательство, то меня ждут неприятные последствия.

— Разумеется. Для тебя, для твоих родственников и друзей. Терпеть не могу тех, кто нарушает условия сделки. Предатели должны платить самую высокую цену.

— Тогда ваша цена для меня слишком высока.

Она протягивает ко мне палец и ласкает им татуировку на моей руке.

— Твой отец не герой, Натан. Он тщеславен, жесток и… если бы ты повстречал его хоть раз, то сразу понял бы, что ему на тебя плевать.

Я мягко отнимаю у нее свою руку и встаю. Подхожу к огню.

— Может быть, вы согласитесь принять от меня что-нибудь другое.

Она изучает меня внимательным взглядом.

— Может быть. — Она встает, подходит ко мне, проводит пальцем по татуировке у меня на шее. — Да, вполне может быть, что это будет что-нибудь другое. Например, год службы у меня.

— Службы?

Она опять разражается визгливым смехом.

— Мне всегда нужны помощники.

Не знаю, выдержу ли я ее хотя бы неделю, не говоря уже о годе. Мне это совсем не нравится, но чего я ждал? Мне ведь больше нечего дать ей.

— Я не буду убивать людей, если вы это имеете в виду.

Она отступает на шаг и слегка разводит руки.

— Что ж, я хорошо понимаю твои нынешние чувства. — Ее платье трепещет. — Но со временем… твое отношение изменится. — При этих словах я встречаю ее взгляд и вижу Киерана, он стоит передо мной на коленях, а в руке у меня пистолет. Я моргаю и отвожу глаза, но я уже успел ощутить, как мой палец давит на курок.

Снова визгливый смех:

— Убийство у тебя в крови, Натан. Для этого ты родился.

Я качаю головой. Кроме того, если я и буду убивать людей, то сам выберу, кто это будет.

— Наверное, тебе просто не нужны три подарка, вот и все.

— Я буду работать на вас целый год. Я не буду убивать.

— С удовольствием напомню тебе эти твои слова ровно через год.

— Напомните. А то, что вы хотите знать о моих татуировках, я расскажу вам утром моего дня рождения.

Порыв ледяного ветра ударяет меня в лицо.

— Мы здесь одни… сейчас удобное время.

— Уверен, что и утром моего дня рождения мы тоже найдем возможность уединиться.

Воздух тих, никакого ветра, только холод. Интересно, сможет ли она заморозить меня до смерти — вполне возможно.

Я, конечно, не скажу ей о моих татуировках все, что знаю сам, и о мистере Уолленде промолчу. Но мне надо подумать, что именно я могу ей рассказать, чтобы она отстала.

Она идет к двери и, не оборачиваясь, произносит:

— Передай Габриэлю. Еще одна молодая особа ищет моей помощи. Пусть завтра отправляется в Женеву на место встречи.

До моего семнадцатого дня рождения осталась одна неделя. Я нашел Меркури, и она даст мне три подарка. Почему же мне тогда так плохо?

Габриэль в Женеве. Сказал, что вернется ближе к вечеру. Жарко. Солнце печет. Самое время, чтобы искупаться. Дорога пешком до озера занимает час, в пути я делаю остановку, чтобы посидеть и полюбоваться долиной. Я все думаю, что мне сказать Меркури насчет татуировок, но пока ничего хорошего не придумал.