– Я сделаю это, но тебе не понадобятся ни твои визитки, ни Челлоу. И в Брайтон ты не поедешь. Во-первых, мы не можем позволить себе двух лордов Денвиллов, у одного из которых к тому же рука на перевязи. Во-вторых, тебе вредно трястись в экипаже. Поеду я, если ты мне сообщишь, что именно хочешь сказать лорду Сильвердейлу и каким образом следует выкупить брошь. Ежели через банк, то выпиши чек.

– Я обдумывал это и пришел к выводу, что через банк не стоит. Я действую от имени матушки, поэтому наличные деньги будут предпочтительнее. Надо создать иллюзию, будто она сама выкупает брошь. У меня в поклаже есть пачка банкнот. Завтра Фимбер доставит их тебе. Кестер! Ты поможешь мне? Мне следовало бы самому озаботиться этим дельцем, но сейчас в Брайтоне наверняка полным-полно наших общих знакомых. Не следует лорду Денвиллу быть в двух разных местах одновременно. А еще мое бедное плечо… Об этом не стоит забывать. – Задумавшись, он добавил: – Думаю, ты быстрее меня сумеешь проникнуть в королевскую резиденцию.

– Для меня королевские резиденции – дело привычное, – согласился с братом Кит. – Садись и подожди немного. Мне надо переодеться. Я проведу тебя к домику Пинни и прослежу, чтобы ты благополучно лег спать. Заодно заберу деньги.

– Лучше ложись спать, – посоветовал Эвелин, присев на подлокотник кресла. – Ты и сам прекрасно знаешь, что я справлюсь. Впрочем, для меня предпочтительнее твоя помощь, нежели услуги Пинни. По дороге мы сможем обсудить много важного.

– Лучше отложить все обсуждения на потом, – возразил Кит, швыряя халат на кровать. – Уже поздно, да ты к тому же устал, Эв.

– Не устал, просто еще не пришел в прежнюю форму… Может, я разбужу маму?

– Не стоит, а то вы рискуете проболтать до утра. Я ей скажу при первой возможности. Полагаю, еще до завтрака она отправится навестить тебя у Пинни.

– Не получится, Кестер. Матушка выходит из спальни только после завтрака.

– Она выходит пораньше, когда с нами завтракает тетя Эмма, – улыбаясь, произнес Кит, натягивая на ноги бриджи. – Моя тетя любит вставать ни свет ни заря. Разве Пинни не сообщила тебе, что мы имеем редкое удовольствие принимать у себя тетушку Эмму, дядю и нашего разлюбезного кузена?

– Сообщила… А еще этот Риппл приехал! С какой стати ты пригласил в Рейвенхерст этот пудинг на ножках? – призвал к ответу брата Эвелин.

– Пригласил не я, а мама. Однако я не возражал. Пожалуй, он не столь глуп, как мы прежде считали, братец. Он и Кресси, помимо Фимбера и Челлоу, разумеется, единственные, кто вывел меня на чистую воду. Тебе не мешало бы научить своего брата правильно открывать табакерку. На этом я и прогорел. К тому же у меня там оказался сухой табак.

– Стыд и позор! – воскликнул Эвелин.

Достав свою табакерку, граф щелчком открыл ее.

– Весьма проворно, особенно если учесть, что левой рукой, – одобрил его ловкость Кит.

– Боже милосердный, братец, я никогда для этого не пользуюсь правой рукой, – возмутился Эвелин.

Кит рассмеялся, повязывая шейный платок.

– С какой стати ты недолюбливаешь этого старого чудака? Я помню, прежде мы считали его полным болваном, однако ничего дурного в его характере не заметил. Надо признать, сэр Бонами вполне добродушный и незлобивый джентльмен.

– Рядом с ним мама выглядит комично, – с возмущением в голосе произнес Эвелин.

– Не думаю. Возможно, его живот чем-то и напоминает бочонок, однако сэр Бонами – первостатейный щеголь. Если задуматься о том высоком общественном положении, которое он занимает, о его огромном богатстве, которое с годами, по-моему, только увеличилось, я начинаю подозревать, что для матушки весьма лестно, что она все эти годы заставляла оного джентльмена ходить за ней хвостиком, – весело сказал Кит. – Я вот что тебе скажу, Эв. Для меня предпочтительнее в качестве ухажера нашей матушки сэр Бонами, чем один из этих придворных хлыщей, коих я имел сомнительное удовольствие лицезреть на Маунт-стрит. Возьмем, к примеру, Лоута. Если я его когда-нибудь встречу, то готов задать ему хорошую трепку.

– Я бы тоже поучаствовал, но дело в том, что между ними ничего не было, по крайней мере уже давно не было, – быстро заверил брата Эвелин. – Мы тогда еще были совсем детьми. Мама призналась мне, что чувствовала себя ужасно несчастной и одинокой. Она просила не судить ее строго. Как будто я могу ее строго судить!

Кит вопросительно посмотрел на брата.

– А Мэтлок?

– Да. А ты знаешь?

Кит покачал головой.

– Нет. Мне это прямо сейчас пришло в голову. Я вспомнил кое-что из прошлого и задался вопросом… Бедная маменька… Как мы можем ее судить, ведь она любит нас всем сердцем? А дяде известно?

– А ты сомневаешься? – отрезал Эвелин.

– Пожалуй, нет… Это многое объясняет… Надо все уладить, не ставя дядюшку в известность.

– Я с тобой полностью согласен, Кестер, но… – Эвелин внезапно умолк, бросив на брата полный сожаления взгляд. – Мне не следовало открывать тебе правду. Не могу понять, зачем я тебе рассказал. Ты же все время был в отъезде, после того как мы вернулись из Оксфорда. Все не так, как кажется на первый взгляд. Лучше забудь то, что я сейчас наговорил. Ты сможешь. Я знаю… – Выражение раскаяния исчезло с лица Эвелина, а губы растянулись в неизменной улыбке. – Она сделала то, что сделала. Разумеется, если вдруг случайно сказать матушке об этом, она вспомнит, а так пускай прошлое остается в прошлом. В конце концов, дорогой, – произнес он, весьма натурально подражая манере общения их горячо любимой родительницы, – это произошло столь давно, что плакать над молоком, пролитым много лет назад, нет ни малейшего смысла.

Леди Денвилл все же не зашла к своему блудному сыну до завтрака; впрочем, исключительно вследствие того, что вняла просьбам Кита не тревожить его глубокий сон, вызванный, с одной стороны, усталостью, а с другой – поссетом,[52] рецепт приготовления которого няня Пиннер хранила в тайне.

Кит наведался к матушке, когда она еще была одета в свой воздушный пеньюар. Величественная мисс Римптон тщательно укладывала ее локоны в прическу «а-ля Тит». При виде сына графини камеристка сделала неглубокий реверанс, тем самым давая понять, что признает его право вторгаться к матери во время ее утреннего туалета, однако хмурые складки на лбу выдавали глубоко скрытое недовольство. Леди Денвилл, вероятно, и согласна была сердечно приветствовать его светлость, однако, по мнению самой мисс Римптон, ни один джентльмен, каким бы близким родственником он ни был, не имел права лицезреть ее госпожу до тех пор, пока она не закончит утренний туалет своей графини.

– Одну минуточку, миледи, будьте любезны, – непреклонным тоном заявила она и с такой неторопливостью продолжила закалывать волосы хозяйки, что это наверняка должно было поставить Кита на место.