— Твой муж не преступник, и это главное. Это была самооборона, и следователь это знает.

Тамара опять всхлипнула. Промокнула глаза платком.

— Господи… — почти шепотом проговорила она, — я не знаю, как я буду без него.

Отец Николай сжал ее руку своими сильными пальцами.

— Будь крепкой в своей вере. Уныние — тяжкий грех. К тому же уныние еще никому и никогда не помогало справиться с проблемой. Поплакать, конечно, надо. Это полезно. Но как только почувствуешь, что слез не осталось, остановись и возьми себя в руки. Ты должна быть сильной. Если не ради себя, то ради дочери.

— Да, я знаю. Но все равно…

Вид у Тамары был несчастный. Под глазами пролегли тени, лицо было припухшим. Отец Николай смерил ее долгим, внимательным взглядом.

— Тебя ведь не только это ночное вторжение тревожит, — снова заговорил он. — Ты думаешь, что тот человек пришел к Петру не просто так. Между ними произошел какой-то важный разговор. И убийство оказалось результатом этого разговора. Тебя тревожит сам разговор, так?

— Так, отец Николай.

— Ты думаешь, что со смертью бандита эта история не закончится, так?

Вместо ответа Тамара лишь всхлипнула.

— У тебя есть догадки? Что на самом деле произошло у вас в доме позапрошлой ночью?

Тамара взволнованно смяла в пальцах платок.

— Я думаю, что бандит был не один. Когда я услышала грохот, я не сразу поняла — откуда он. И подошла к окну. Я видела, как из нашего подъезда выскочил человек. Он сразу же запрыгнул в машину, но я…

— Что?

— Мне кажется, что я его узнала.

— И кто же он?

— Это начальник Пети — Виталий Королев.

— Тот самый? — вскинул кустистые брови отец Николай.

Тамара кивнула:

— Да.

Отец Николай нахмурился. Взгляд его стал тяжелым.

— Ты уверена, что видела его?

— Я… нет, не уверена. На улице было еще темно. И фонарь светил тускло…

— Петр ведь собирался уйти с работы?

— Да, — кивнула Тамара.

— И он сообщил об этом Королеву?

— Да, сообщил.

— А что тот?

Тамара пожала плечами:

— Точно не знаю. Петя сказал, что Королев вроде бы не возражал. Но мне слабо в это верится.

— И ты считаешь, что ночное посещение связано с этим?

И вновь Тамара кивнула.

Отец Николай погрузился в размышления.

— Вот что я тебе скажу, дочь моя, — заговорил он наконец. — Я считаю, что ты должна пойти в милицию и рассказать обо всех своих подозрениях. Зло порождает новое зло, и конца этой цепочке нет. Злодеяния не завершатся сами собой. Их нужно остановить.

— Но ведь я… не уверена.

— Об этом ты тоже скажешь в милиции. Ты сделаешь то, что должна, а их дело — проверить твои слова. — Заметив горькую усмешку на лице женщины, священник кашлянул в кулак и добавил: — Я, конечно, понимаю, что в милиции работают не самые честные люди на земле. Вернее, не все они одинаково честны. Но больше идти некуда. Будем надеяться, что тебе повезет, и ты встретишься с приличным человеком, который профессионально делает свою работу.

Тамара сокрушенно вздохнула:

— Хорошо, батюшка, я так и сделаю. Тем более что другого выхода я и сама не вижу.

Петр Алексеевич сидел на железной кровати, обхватив голову руками. Какой-то бритоголовый уголовник в грязном спортивном костюме окликнул его:

— Эй, Бойков. Оглох, что ли? Тебя зовут.

Петр Алексеевич поднял взгляд. Лысый плотоядно ухмыльнулся:

— Тут на твой счет малява с воли пришла.

— Что? — не понял Бойков.

— Желаешь посмотреть?

Уголовник протянул ему свернутую бумажку. Петр Алексеевич машинально взял ее. Развернул и увидел два перечеркнутых слова: «Тамара. Даша».

Имена были перечеркнуты красным карандашом. А снизу была приписка: «Не забывай».

— Ну что, прочел?

Уголовник выдернул из пальцев Бойкова бумажку, щелкнул колесиком зажигалки и поджег ее.

Петр Алексеевич посмотрел, как темнеет и скукоживается листок бумаги, и в сердце у него засаднило.

— От кого эта малява? — спросил он, хотя сам знал ответ на свой вопрос.

— Неважно. Отдыхай.

— Но…

— Отдыхай, я сказал!

Через десять минут Бойкова повели на допрос.

Следователь был молодой, на вид лет двадцати пяти, не больше. Он был худощав и розовощек. Редкие волосики были аккуратно зачесаны набок, на тонкой переносице поблескивали очки в круглой металлической оправе.

— Здравствуйте, Петр Алексеевич. Я ваш следователь. Зовут меня Кынев Александр Вадимович. Вы готовы к разговору?

Бойков разлепил сухие губы и тихо проговорил:

— Да.

— Отлично. — Следователь улыбнулся. — Начнем, пожалуй, с оружия. Откуда у вас был револьвер?

— Не помню.

Кынев нахмурил редкие бровки.

— То есть как — не помните? Бойков, мне нужна правда. И вам она нужна. Мы должны выяснить все обстоятельства дела. Слышите? Все! Итак, начнем сначала — откуда у вас револьвер?

Петр Алексеевич вздохнул:

— Хорошо. Калачев сам его принес.

— Зачем?

— Он хотел… хотел мне его продать.

— Интересно, — ухмыльнулся следователь Кынев. — Так вы у нас, значит, коллекционер? Собираете огнестрельное оружие, а, Петр Алексеевич?

— Не совсем. Но собирался начать.

— Ну хорошо. Звучит все это как полный бред, но предположим, что вы не врете. Калачев сказал вам, где он взял этот револьвер?

Петр Алексеевич покачал головой:

— Нет.

Кынев задумчиво постучал по столешнице пальцами:

— Ну хорошо. Тогда ответьте мне вот на какой вопрос: почему в барабане была всего одна пуля?

— А там была одна?

— Да. Представьте себе.

Бойков пожал плечами:

— Я не знал. Я же говорю, Калачев принес мне этот револьвер на продажу. А в барабан я не заглядывал.

Лицо Кынева стало сердитым.

— Бросьте придуриваться, Бойков, — строго сказал он. — Вам это не идет. Вы же серьезный, взрослый человек. И понимаете, что вам придется за все ответить. Зачем вы лжете?

— Я не лгу.

— Ну хорошо. Продолжим. Как получилось, что вы застрелили Калачева?