Как и король, она оделась в зеленый бархат; она была счастлива, и поэтому к ней вернулось что-то от ее прежнего девичьего очарования, что так привлекало в ней Генриха в первые дни их брака.

Так от Гринвичского двора они верхом поехали к Охотничьему холму, окруженные членами венецианского посольства и придворными, ярко разодетыми по случаю майского праздника. Когда они подъехали к холму, к ним подскакала группа мужчин, одетых разбойниками, во главе с тем, кто, по всей видимости, должен был играть роль Робина Гуда.

— Эй! — закричал Генрих,— что это значит и кто вы такие, что осмеливаетесь досаждать королю и королеве Англии?

Робин Гуд сорвал с головы свою шляпу, и через его маску Катарина узнала в нем одного из придворных Генриха.

— Досаждать Его Величеству королю! Мы никогда не станем этого делать. Лесные разбойники так же уважают короля, как и придворные. Не желаете ли Ваше Величество заехать в этот прекрасный зеленый лес и познакомиться с тем, как живут разбойники?

Генрих повернулся к Катарине. — Отважится ли Ваше Величество поехать в лес, где так много разбойников?

— Милорд, туда, куда отваживается ехать Ваше Величество, бесстрашно поеду и я.

Генрих был в восторге от ее ответа, и Катарина подумала: я начинаю так же хорошо играть в его игры, как и он сам.

Итак, они въехали в лес, где их проводили к лесной беседке, сделанной из кустов боярышника, весенних цветов и мха; там стоял накрытый для завтрака стол с олениной и вином.

— Все для удовольствия Ваших Величеств,— сказал Робин Гуд.

Король выразил свой восторг и внимательно следил за Катариной, чтобы увидеть, как она отнеслась к этому сюрпризу. Та не разочаровала его.

Они сидели близко друг к другу как любовники, и король поцеловал ей руку.

Он был счастлив. Он знал, что его сестра Мария и ее муж были на пути в Англию, и это его радовало. Он предвкушал, как будет выражать им свое неудовольствие, а потом простит их. Его очень радовало, что они вновь будут с ним.

Ярко сияло солнце; после пиршества, когда они выехали из леса, их поджидала коляска, украшенная цветами и запряженная пятериком лошадей, в которой сидело несколько прелестных девушек. Эти девушки изображали весну и начали сладко распевать, восхваляя самое прекрасное время года и не забывая вставить несколько песен во славу их прекрасных короля и королевы.

И вот майская процессия вернулась в Гринвич.

Это был счастливый день. Король был вновь как юный любовник. В следующие несколько дней Катарина опять зачала, и на этот раз она твердо решила, что ее ребенок будет жить.

То лето было счастливым. Известие о ее новой беременности обрадовало Катарину и короля.

— Ну, на этот раз, дорогая, наши надежды не обманут нас,— сказал Генрих.— У тебя внутри прекрасный мальчик, и он будет первым из многих.

Катарина позволила себе поверить в это. Ей не хотелось думать о вероятности неудачи. Это был ее год.

В сентябре стало известно о победе Франциска. Короля Франции уже прославляли как одного из величайших полководцев в истории. Молодой, неустрашимый, он дерзнул свершить невозможное и доказал, что это возможно.

Вопреки заявлению Генриха, что от него только зависело, выступит Франция в Италию или нет, Франциск — сохраняя полнейшее безразличие к тому, попытается ли Генрих вторгнуться во Францию или нет — перешел через Альпы с двадцатью тысячами солдат, продвинувшись от Барселонетты до Салаццо, преодолев перевалы, представлявшие собой всего лишь узкие тропы, и используя только то военное снаряжение, что у него было. Но это было не все. Он вступил в битву и одержал громкую победу при Мариньяно.

Когда Генриху принесли это известие, его охватил такой гнев, что он не смог его скрыть.

Те, кому случилось наблюдать за ним в тот момент, говорили, что он чуть не зарыдал.

— Ему придется иметь дело с Максимилианом, — резко оборвал Генрих.

— Нет, Ваше Величество. Максимилиан теперь ищет дружбы с моим господином,— ответил французский посланник.

— Уверяю вас, он не ищет этой дружбы, — огрызнулся Генрих.

Посланник пожал плечами, улыбнулся и промолчал.

— Сколько солдат потеряли в сражении противники Франции? — потребовал Генрих.

— Сир, около двадцати тысяч.

— Вы лжете. От источников, которым я доверяю, я слышал, что только десять тысяч.

Генрих отпустил посланника и несколько часов дулся.

Затем ему сообщили, как радушно принимал Франциска Римский Папа. Лев приветствовал молодого победителя, а когда Франциск попытался облобызать тому ноги, поднял его и обнял.

Говорили, что Лев обещал оказывать Франциску поддержку, а после кончины Максимилиана, когда потребуется избрать следующего императора, обещал поддержать кандидатуру Франциска.

Это было невыносимо.

— Ха,— вскричал Генрих.— Они еще узнают, что умные люди не доверяют французам.

Но даже и эти события сложились для Катарины благоприятно, ибо Фердинанд, зная, что союз Франции и Англии слабеет, написал Генриху весьма дружеское послание. Он догадался, что должен чувствовать этот молодой забияка Генрих, и решил как можно лучше использовать ситуацию.

Фердинанду не нравится, когда нет взаимного доверия в семьях, писал он. Он с любовью думает о своем дорогом сыне и дочери. В знак доказательства он сделал нечто совершенно необычное: он послал Генриху ожерелье, усыпанное драгоценными камнями, двух коней в богатой упряжи и усыпанный драгоценными камнями меч.

Говорили, что на этот раз Фердинанд или действительно ищет дружбы Генриха, или даже впал в старческое слабоумие, что посылает такие подарки.

Но лелеющей в чреве дитя Катарине было очень приятно наслаждаться нежностью супруга и возникшей вокруг них атмосферой терпимости — и вдобавок ко всему этому, воссоединение с родиной!

«Все будет хорошо,— думала Катарина.— Я счастлива, потому что научилась принимать жизнь такой, как она есть, я больше не борюсь, я принимаю. Этому, наверно, и учит жизнь».

Она ни на что не обращала особого внимания, только готовилась к своему затворничеству.

Никогда еще она не чувствовала себя такой спокойной и уверенной.

* * *

В сентябре того года из Рима прибыла кардинальская шапка.

Это величайший момент в его жизни, уверял себя Уолси, но все же был убежден: это ничто в сравнении с тем, что его ожидает.

Он решил, что страна некоролевский двор должны обратить внимание на его возвышение, нельзя позволять им думать, что прибытие кардинальской шапки вполне обычные событие.

Уолси немного рассердило, что Папа направил обычного посланника, и немедленно распорядился как можно скорее задержать того, когда он высадится с корабля.