В тот же миг церковь опустела. Остались лишь трое взрослых, ребенок и человек, простертый перед ступенями.

Солнце заливало алтарь. Он тоже был пуст — и Грааль, и Его Господин исчезли.

Они молились на коленях до тех пор, пока заскучавший Адриан не окликнул мать: «А домой мы пойдем?» Эти простые слова будто и предназначались для того, чтобы отпустить их. Барбара встала, взглянула на Лайонела, улыбнулась Адриану, взяла его за руку и вышла из церкви. Герцог покинул свое место у входа и прошел в неф.

— Вы сами скажете людям или лучше я? — обычным голосом спросил он Лайонела, а тот так же спокойно ответил:

— Как хотите. Если пойдете вы, я побуду здесь.

— Хорошо, — кивнул герцог. Он помедлил, глядя на тело, а потом, улыбнувшись Лайонелу, добавил:

— Наверное, станут говорить, что у него было слабое сердце.

— Да, — легко согласился Лайонел. — Наверное, станут.

Он представил себе эту картину и испытал только чистую радость. Он подошел к дверям и долго смотрел вслед герцогу, а потом — ждал, пока не увидел за оградой спешившего к ним Бетсби. Тогда он пошел ему навстречу.

— Господи, господи, — бормотал Бетсби. — Как это прискорбно! «Во цвете лет», можно сказать. Срублен, как пальма, и брошен в печь пылающую… Нет, что ни говорите, а тот удар по голове не прошел даром.