Коп стоит неподвижно, заложив руки за спину. Глаза прикрыты темными очками. У ног сидит собака — намордник снят, с клыков тягуче капает слюна.

Обычная картина на Манхеттене в эти дни — опять в Большое Яблоко съехались лидеры не то Большой Семерки, не то Большой Восьмерки, не то еще какого-то большого числительного — коренным нью-йоркцам на это, честно говоря, наплевать. Но изобилие людей в мундирах не удивляет обитателей Яблока. И коп с собакой смотрятся на общем фоне уместно.

Коп как коп — кобура на животе, дубинка болтается на ремешке, охватившем запястье. Но... Но что-то есть в его позе — почти незаметное и невыразимое словами, но ясно ощущаемое, — отчего заплутавшие среди небоскребов приезжие предпочитают спрашивать совета у других служителей закона.

И собака как собака — разве только трудно с лету определить породу. А еще — если долго и внимательно присматриваться к псу, можно заметить, как он медленно-медленно увеличивается в размерах. Растет. Базарге тесно в собачьем теле.

Но никто не присматривается...

И никто не слышит, как беседуют полицейский и пес. Потому общаются они не словами.

"Странно, — посылает псевдо-полицейский мысль псевдо-псу, — они пытались уничтожить Дарящую, а их здешние креатуры поклоняются ей..." .

И ОН кивает на высящуюся вдали колоссальную статую — в ней можно узнать облик Нерожденной, пусть и искаженный почти до неузнаваемости.

"Обычное дело, — мысленно отвечает как бы пес. — Для смертных нормально поклоняться тем, кого они сами же и убили".

«То же самое, что и на Перекрестке. Сила той же природы, что питала замок и его воинов».

Базарга не в духе. Впервые за много эпох Хранительница сменила свой облик.

"Удар нанесли с близкого расстояния, - отвечает она мрачно. — В упор. Иначе мы с тобой — тогда — его почувствовали бы. Давай посмотрим еще раз..."

Они смотрят — каждый в своей памяти. Всматриваются в мельчайшие детали увиденного однажды зрелища.

"Вот оно что, — после долгой паузы замечает Базарга. — Девчонка, в которую ОНА пыталась перейти, была беременна... Это объясняет, как ЕЕ нить смогла разойтись на каком-то протяжении. Но не объясняет, почему нить не соединилась вновь..."

Действительно, странно. Нерожденный может какое-то время контролировать и две, и больше оболочек — но спустя какое-то время непременно воссоединится в единой сущности.

Огнеглазого же — когда ОН вновь и вновь прокручивал в памяти аутодафе — больше интересовала природа нанесенного неизвестно откуда удара. И его последствия.

— Это не атака сквозь время, — негромко говорит ОН вслух словно бы псу. — И удар не наносили сверху. Или я ничего не понимаю, или где-то рядом Тупик.

С этими словами коп гладит пса по мохнатой голове. Тот недовольно скалит клыки и тихо рычит. Полицейский убирает руку.

Тупик... Никому не известно, зачем и для чего созданы Тупики — эти странные материальные аппендиксы в теле Реальности. Никто не живет там, и время почти не движется — отпущенный в начале Творения камень будет падать до конца Вечности. Вошедший туда — если нет у него власти над Реальностью — рискует остаться в Тупике навсегда. Может, Творец планировал поселить там расу бессмертных? Спросить уже не у кого.

Но Пронзающий прав — Тупик идеальное место для подготовки атаки, неожиданной и смертоносной. Идеальное — для того, кто выучился играм с пространством и временем. Но кто?..

«Придется тебе сходить туда, Нерожденная Мать. Мне попросту не найти там себе креатуру...»

Пес кивает. Так и есть, в мертвый камень не поселить часть своей души никому. А если Огнеглазый явится в Тупик во всей силе своей, от странного квази-Мира очень скоро не останется ничего. Вообще ничего, даже разрыва в ткани Реальности. Отчего-то уничтоженные Тупики исчезают совершенно бесследно — словно и не было их никогда. Лишь Базарга, бродящая где угодно в истинном своем облике, может войти туда, ничего не нарушив.

Зверь, не прощаясь, отправляется в путь; Его оболочка — пес, достигший уже размеров двухмесячного теленка, застывает мохнатой статуей.

Коп поигрывает дубинкой и делает вид, что посматривает по сторонам. На самом деле он смотрит сейчас глазами Базарги.

Едва та входит в Тупик, ее атакуют.

10 августа, 11:10, лес

Мухи слетелись сюда, казалось, со всего леса.

Сытые, сонные и вялые, они ползали по телам и лицам лежавших возле машины, жужжали в салоне и лениво ударялись изнутри о ветровое стекло.

Четверо людей находились в каких-то странных, неестественных позах — словно бездарные актеры-любители неумело изображали пейзаж после битвы. И, тем не менее, было в этой картине нечто, не позволяющее усомниться, что всё взаправду, всё всерьез, никто тут не встанет, хохоча во все горло над удачным розыгрышем.

Люди мертвы. Мертвы навсегда.

И не просто мертвы. Убиты.

А еще рядом, тускло поблескивая, валялось оружие.

Трое приятелей оцепенело стояли на краю полянки, не решаясь подойти.

— Ни хрена себе... — сказал Миха растерянно, других слов у него не нашлось.

— Пошли отсюда, а? Пока никто нас тут не видел, — неуверенно произнес Укроп.

Слон не сказал ничего. Подошел к лежащему на спине человеку и попробовал вытащить зажатый вего руке автомат.

Миха двинулся следом; последним — опасливо, медленно — к мертвецам подтянулся Укроп.

Синевшие наколками пальцы закоченели на рукояти и никак не хотели разжаться; Слон рванул сильнее, растревоженные мухи поднялись в воздух, что-то хрустнуло, — и оружие сменило владельца.

Он осмотрел автомат: старинный АК-47, с деревянными прикладом и цевьем — истертыми, исцарапанными. Но смазанный и на вид работоспособный. Отщелкнул магазин — патроны калибра 7.62 внешне ничем от боевых не отличались.

Странно.

Очень странно.

Кто бы ни убил этих людей, непонятно, почему тут осталось валяться оружие? Слои подумал, что трус и дурак Укроп предложил, в общем-то, самое умное: ничего не предпринимая, уйти отсюда. И никому не рассказывать об увиденном.

Но...

Но в мыслях Слона имела место некая раздвоенность. Какая-то часть сознания понимала, что и без того у них наверняка будут проблемы, и немалые, после художеств Дронта. Да и история с захваченным знаменем... Слон старался об этом не думать, но поневоле вспоминал, как подозрительно обмякло у него в руках тело «бригана», когда, ослепленный болью от удара локтем, он рванул голову часового назад.