из недр коробки на колёсах Идриль, тётушка замерла в некоторой нерешительности, как будто чувствовала неловкость и необходимость каких-то объяснений.

Какие там объяснения?! Я, не удержав радостных чувств, взвизгнула от счастья и бросилась ей навстречу:

— Нэсси-и-и! Ты такая молодец! Вот нисколечки не сомневалась, что не бросишь нас на произвол судьбы.

— Тина, всё так неожиданно, — часто моргая от того, что я в избытке эмоций расцеловывала её в обе щеки, смущённо заговорила она, — Так внезапно, я даже растерялась. Надеюсь, мой поступок не покажется вам неуместным, а решение неразумным…

— Что ж прям и неожиданно? — добродушно проворчала подоспевшая Идриль, — Я тебе говорила — не сомневайся в пророчестве Призрачной Королевы, а ты что? Эх, молодо-зелено… Тина, да перестань уже, я тоже очень рада тебя видеть. — всё же подставляясь для объятий скрипнула она, ибо моя неудержимая радость переключилась на бабусю, — Тин, а баньку топили? — вкрадчиво добавила она.

— Конечно! — поспешила уверить я, — И ваши любимые отбивные уже два раза грели, как и медовые рёбрышки.

— Ну всё, дамы, довольно мёрзнуть на холоде, — прервал нас Мелькор, — пойдёмте в тепло. У нас теперь море времени для разговоров.

Я послала ему взгляд «Вы — мой герой», и послушно повернула к дверям.

— Мне вот одно интересно, — озадаченно нарушил наступившую, было, паузу мой супруг, — это что теперь, всех гостей обратно созывать? На носу — свадьба.

Шедшие впереди нас Нэсси и Мелькор так резко остановились, что мы с Роном едва не врезались в них. Старший с напряжённым ожиданием посмотрел на свою невесту.

— Не-е-ет! Пожалуйста! — испуганно выдохнула она.

Рядом послышался ехидный каркающий старушечий смех, который уже громовым хохотом поддержали все остальные.

— Согласен. Никаких больше братьев, сестёр и прочих дядюшек. Если никто не против — мы просто оформим брак в храме и отпразднуем событие в тесном семейном кругу.

— А как же формальные правила, родственники как? Не обидятся? — не унималась бабуля.

— Насчёт правил — для нас это уже не так и важно. Главное, что Рона с Тиной официально представили семье — у них вся жизнь впереди. Им никто худого слова не скажет. А что касается обид… Умные нас поймут, а остальные… ну надуются — не впервой, переживём.

В эту ночь практически не спали. Мы с мужем не смогли бы уснуть просто физически, не разузнав до этого, как всё произошло. Несколько раз заставили Мелькора рассказать, как он мчался, догоняя удалявшуюся карету, да как ворвался к Нэсси с предложением руки и сердца.

Насуада со смехом делилась, как испугалась, когда повозки встали и с улицы послышался шум:

— Честное слово, сердце в пятки ушло — думала разбойники напали.

— Так он и выглядел, что твой разбойник. — вставила комментарий Идриль, — Конь в пене, сам лохматый, глазищи бешеные. Я, говорит, не позволю нам совершить главную ошибку в жизни!

Видимо, за время гонки ридгон успел так себя накрутить, что в объяснениях не стал ходить вокруг, да около — так и выдал, что думал прямым текстом.

— Да я просто оторопела от такого напора, не нашлась, что возразить и вынуждена была подчиниться воле сильного. — шутливо «оправдывалась» Насуада.

— Что верно — то верно. Мой отец умеет быть убедительным. — поддерживал её Рон.

— Пусть твой отец скажет спасибо старой Идриль за то, что долго догонять не пришлось. — с самым довольным видом заявила старушка.

— Чего это? — вскинула брови тётушка.

— А чего думаешь, в деревне спроста так задержались? Подговорила возницу сделать вид, что колесо барахлит.

— Так во-от оно что. А я-то думаю, как такое может быть, только выехали, и тут же поломки начались.

— Надо же, молодец бабуля! Всё предусмотрела! — я с восхищением смотрела на неё, — Ну да, предсказание же…

Где-то внутри остро кольнула тревога. Предсказание!

46

В этот чудесный вечер не стала никому портить настроение своими опасениями, подозрениями и предчувствиями. Но остаток ночи… Да… Давно меня не мучили кошмары. Разбудил Рон.

— Тин, проснись. Открой глаза, родная! Что случилось? — тормошил меня он, и я была ему благодарна.

Состояние навалилось — хуже некуда. Как будто всю ночь палками били. Глаза не хотели разлипаться, под прикрытыми веками ещё мелькали последние вспышки чудовищного сна.

Последние? Нет — властно овладевая сознанием, он возвращался воспоминанием и продолжением, проникая в каждую клетку невозможной реалистичностью.

Сперва всё было хорошо, мы с младшим, как в старой доброй киноленте, в лучах рассвета идём по дороге, длиной за горизонт. А потом, вдруг, неожиданно наползает туман. Но не такой, как в жизни, например, летом ранним утром над нашим озером, а какой-то ненастоящий — липкий, страшный, густой. И вот я в нём уже одна. Рон где-то рядом, я слышу его голос, но всё дальше и глуше, как будто он слабеет… Как будто я его теряю. Ищу, разгребая вязкие сизые клубы, и не нахожу. Я понимаю, всё это, наверное, игры разума, навязанные штампами из фильмов прошлой жизни, глупость… Однако, честное слово, такого лютого ужаса я не испытывала никогда.

Как в самом дурном кино, надо мной слышится смех. Даже не надо мной, а отовсюду, словно хохочет сам туман — жутко, злорадно, победоносно. Как смеётся голодный киношный монстр, предвкушая скорую трапезу.

Всё во мне просто орёт: «Беги!» Животный инстинктивный страх овладевает телом, заставляя ноги двигаться и нести прочь из утробы жуткого морока, а я не могу. Бросить Рона не могу. Сопротивляюсь самой себе и, как поломанная кукла, сотрясаясь каждой клеткой, продолжаю шарить в волглой, колющей ледяными иголками массе.

Падаю на колени — так легче, к тому же слой над самой землёй не такой густой. Вон он! Ронан лежит, раскинув руки в покрытой пепельным инеем траве, и я прямо на карачках, чтобы не потерять из виду, ползу к нему. А морозные колючки всё острее, всё глубже впиваются в кожу, заставляя морщиться, отирать лоб, щёки, слезящиеся глаза рукавом. Одна мысль — только бы живой.

Стон. Значит есть надежда. Ладоней и колен почти не чувствую — онемели.

— Рон! Я здесь! Я с тобой… сейчас… Сейчас… Давай, поднимайся. Шевелись… Шевелись! Я знаю, родной, больно, страшно… Не смей умирать!

Муж открывает глаза, в которых жизни — на один вдох… Как так?! Камень. Он