Но какое отношение всё это имело к нам? Зачем я был здесь? Почему погиб Дэнни Сейлор?

Война больше не была для меня чем-то абстрактным. Она вдруг стала чрезвычайно личной, и я ненавидел её лютой ненавистью, потому что потерял друга. Я хотел отомстить за его смерть. Хотел убивать. Пролить чужую кровь за кровь Дэнни.

Здесь же брались в расчёт только значительные потери противника и незначительные потери своих войск. Мы воевали не за землю. Здесь господствовал закон джунглей: каждый день в лес входило больше солдат, чем выходило оттуда.

Армия нас угнетала. Вьетнамцы ненавидели. Вьет Конг и СВА убивали. А люди на родине не хотели о нас и слышать, хотя сами же послали нас сюда делать грязную работу, которую делать никто не хотел.

А что же войска АРВН? Они уклоняются от собственного призыва. Идут патрулями в те районы, где, как известно, партизан нет. И каждый месяц свыше 7-ми тысяч из них увольняются с «жёлтыми билетами» и дезертируют.

Это самые расхлябанные войска в мире. Они идут в ночные засады, точно делая отдолжение, надев наушники от транзисторов, водрузив на шеи карабины М-1 и сложив на них руки, будто на перекладину распятия.

Не удивительно, что вьетконговцы бьют их в пух и прах!

Чёрт с ними. Они могут воевать, как им нравится. Нас-то здесь быть не должно. Они хотят демократии — так пусть сражаются и умирают за неё сами!

У Дэнни было всё, чтобы жить, ни единого врага во всём мире…

Нет, один всё же был.

Он был бы жив, если бы…

Если бы, если бы…К чёртовой матери все эти «если бы». Слишком поздно для «если бы».

Я бродил по ЮСАРВ как пьяный и, наконец, вышел за ворота. Вот где я напьюсь пива, сниму на ночь девчонку, и она поможет мне забыть, что Дэнни мёртв.

Это было единственное спасение от чёрного, мрачного настроения. Я был противен сам себе за то, что не оказался рядом с Дэнни, когда всё случилось, за то, что оставил его в беде. Но я не мог забыть, что он погиб, не мог больше думать о нём как о живом.

Такова суть вины уцелевших. Она не имеет разумного объяснения. С ней трудно иметь дело, потому что она — так иррациональна!

Я прошёлся по «Аллее 100 пиастров», выбрал девчонку, заплатил своднице 15 долларов сертификатами за всю ночь, купил дюжину бутылок местного пива и ввалился к девке в спальню.

Это была отвратительная маленькая комнатёнка, почти такая же грязная, как и вонючая улица за её стенами. Девчонка немного говорила по-английски; когда я лёг на кровать, она захихикала и попыталась стянуть с меня брюки и ботинки.

— Я тебе не нравиться? — спросила она, когда я схватил её за руки и оттолкнул.

— Нет бум-бум, — сказал я. — Только говорить. Ты и я. Слышишь? Хокай?

Что это со мной, блин? Всякий раз, как я говорю с вьетнамкой, то начинаю изъясняться на птичьем английском, как голливудский индеец.

Девчонка не поняла меня, поэтому я вышел поговорить с мамасан.

— Нет трахаться, мамасан, только говорить, скажи ей, — попробовал объяснить я и показал пальцем на девушку.

Старуха улыбнулась и перевела мои слова. После этого мы прекрасно поладили. Мы сели, скрестив ноги, на маленькую циновку лицом друг к другу, я открыл бутылку «тигриной мочи» и стал заливать свои потроха.

Я не знал, кому я бормотал всё это: девушке, себе, Дэнни? Господи, я не знал. Я был сбит с толку. Не мог разобраться в своих чувствах. Всё во мне перемешалось. Мне просто нужно было выговориться.

Девчонка слушала, улыбалась и кивала — всё слышала и ничего не понимала. Я говорил тихим голосом, и торопливые фразы сменялись придушенными всхлипываниями. Но чем больше я пил, тем трудней становилось сдерживаться. Я не владел собой. Мой защитный панцирь дал трещину. Вскоре полились слёзы, они текли и текли, как будто я собирался плакать вечно.

— Вот так способ оплакать друга, в самом деле, — рыдал я, утирал слёзы и сидел, уставившись в циновку. От слёз я почти ничего не видел, лицо напротив и предметы в комнатушке расплылись.

Мы с Дэнни поклялись, что вернёмся в Сан-Франциско вместе. Когда война для нас кончится и нас отправят на Материк. И тогда мы напьёмся до соплей в том же самом номере, который снимали в гостинице «Мэнкс». Я собирался купить ему самую дорогую шлюху и вручить как подарок за то, что испортил ему шанс немного расслабиться в ноябре.

Мы вместе пили. Вместе смеялись. Вместе ходили маршем. Даже по девкам таскались вместе. И вот теперь его нет.

Сержант Дуган говорил, что если даже мы ничему другому не научимся, то хотя бы узнаем, как умереть настоящими солдатами. Дуган был бы горд. Дэнни погиб ни за что, но пока жизнь не покинула его тела, он успел дать прикурить этим жёлтым как положено.

Интересно, наблюдает ли Дэнни за нами с небес?

Ты здесь, Сейлор? Ты со мной в этом «номере»? Отвечай, солдат, ори в две глотки! Нравится эта девка? Хочешь перепихнуться? За неё заплачено сполна. Вот что я скажу: возьми её себе. Пришёл твой час. Я тебе должен. А когда ты закончишь, можешь топать к жемчужным воротам. Держи хвост пистолетом, парень!

О, тебя здесь нет…

Хотел бы я знать, что скажет Святой Пётр, когда увидит маленького Дэнни Сейлора, пулемётчика, воспаряющего с пулемётными лентами на груди. Хотел бы я знать, смеётся ли он сейчас на Небесах, пьяный в стельку, или говорит: «Эй, война для меня кончена, придурки…желаю оттянуться!»

Зачем ему такая судьба? Зачем?

Девушка снова улыбнулась мне.

Ты действительно мёртв, Дэнни?

Я сказал себе, что глупо убиваться по поводу одного мёртвого солдата, ведь это война, а люди гибнут на войне. Потом представил себе, что могли бы сказать парни из взвода Сейлора, вернувшись в базовый лагерь, поев горячей пищи и приняв холодный душ…

* * *

— Вот лажа…

— Славный парень этот Сейлор…кто знает, была у него девчонка?

— Думаю, да, но ничего серьёзного. Блин, ну и задира был этот малыш!

— Он обычно шутил, что если нарвётся на них, то на него понадобится много пуль.

— Так и было — целая очередь: прошило тридцатым калибром прямо по середине.

— Ну, бля, я и перешугался! Я всего лишь второй раз в бою.

— Надо было видеть, как он косил узкоглазых — словно бутылки из-под «Кока-Колы» на заборе. Как это коротышки всегда становятся лучшими пулемётчиками?

— Он говорил, что ему наплевать, но у него было мужество, надо отдать должное, у него было мужество…

— Да, держу пари, он получит медаль.

— Господи, какой парень!

— Почему лучшим всегда достаётся?

— Кто знает.

— Самое хреновое случилось, когда нас отрезали.