Милица. — Первым ножом я отрежу тебе левое ухо. Вторым — правое. Третьим выколю левый глаз. Четвёртым — правый. Пятым отрежу нос. А уж только шестой, — этот в сердце. — Прервав жуткие разъяснения, улыбнулась Белозёрову и добавила почти ласково: — Визжать будешь, как свинья! Кричать, пока не осипнешь! Я вот так же одного за предательство прикончила — там, в Черногории… Двоих наших выдал туркам, их на кол посадили… Поверишь, умолял, чтобы я его быстрей добила. А я не торопилась, нет… И с тобой спешить не буду. Куда нам спешить? Пусть Арсения на том свете твои му́ки порадуют!

Распущенные волосы, болезненно блестящие глаза, кроваво-красные губы… Как же она в этот миг напоминала Медузу-Горгону из древнегреческого мифа, прочитанного ещё в детстве!

— Гореть тебе в аду вместе с твоим Арсением! — взревел Сергей, напрягая руки и ноги в тщетной попытке освободиться.

— Может, и так, — согласилась Милица, — может, и гореть… Но ты первый, первый. А я через два дня сяду на пароход и уплыву в Лондон. И там найду твою Элен. Она-то уже неделю как в Англии. Если бы эта сволочь не освободила тебя тогда в посольстве, сейчас «Держава» лежала бы на дне вместе с императором, и мой Арсений был бы жив… Скажи спасибо, что семью успел куда-то спрятать, а то и бабу твою, и щенков следом за тобой отправила бы.

Молчал Сергей, сло́ва не мог вымолвить. Горло сдавила ненависть, а сердце грозило вот-вот взорваться от бешенства и ужаса в предчувствии неизбежной гибели.

Милица хихикнула.

— Видел бы ты сейчас себя со стороны, — сказала она. — Красный, как помидор, глаза вытаращил, весь растрёпанный… Просто красавчик! — Наклонившись, спросила доверительным тоном: — Что, страшно умирать? Ну, признайся.

— Умирать всегда страшно, — невольно сказал Сергей сквозь зубы.

Женщина вновь хлестнула его по лицу.

— А каково было Арсению? — истошно, по-бабьи выкрикнула она. — Я всё знаю. Когда «Держава» вдруг вернулась в Кронштадт, Фитч поднял на ноги всю агентуру. Целую неделю по городу слухи собирали, сведения выуживали, откуда только могли. По кусочкам всю картину склеили. Ты ведь Малеева опознал, да? Арсений его убил, чтобы тот не проболтался. А ты кинулся за Арсением. Уж как ты его одолел, не знаю. Он сильный был и драться умел. Ты с ним всё-таки справился. Но зачем было убивать? — Третий удар в лицо, на этот раз кулаком. Солоноватый вкус крови на разбитых губах. — Зачем?

Она неожиданно разрыдалась. «А ведь и вправду любила», — мелькнуло в гудящей голове. Собственно, почему бы и нет? Одна гадюка нашла другую, и только. Сергей не стал объяснять, что убил террориста, в общем, случайно. Кто же знал, что взрывчатка окажется настолько ядовитой? Вместо этого произнёс, лишь бы не молчать:

— Так, значит, это Фитч тебя прислал? Озаботился рассчитаться?

Утирая слёзы, Милица отрицательно помотала головой.

— Не возражал, в общем. Но рассчитаться с тобой, — это моё дело. Только моё. Фитчу сейчас вообще не до тебя, — чемоданы пакует. Вот-вот отзовут в Лондон. А как иначе? Дело, считай, провалил, не справился. Так что сломал ты ему карьеру… — Ядовито хмыкнула: — То-то Харт ходит по посольству горем убитый, заплаканный…

Сергей машинально припомнил белокурого пресс-атташе.

— Харт? А он-то здесь каким боком?

— Я же тебе говорила, что Фитч любит мужчин, — снисходительно пояснила Милица. — А Харт как раз в его вкусе: молодой, смазливый, светловолосый… В общем, роман у них, и серьёзный. А теперь вот разлука светит.

Действительно… Сергей как-то раз случайно зашёл к Фитчу и застал в кабинете Харта, который не по-служебному держал помощника посла за руку и при этом глядел на него нежно. При виде Белозёрова отпрянул, заторопился и буквально выбежал из комнаты. Странной показалась та сцена, двусмысленной. Но Сергей тогда был чем-то озабочен, и маленькая неловкость вскоре забылась. А теперь всплыла в памяти… Мерзость какая! Не зря говорят, что в английских университетах процветают содомические нравы, и студенты-джентльмены развлекаются мужеложством…

Вытерев руки о платье, Милица шагнула к дивану. Взяла нож, попробовала мизинцем.

— Острей острого, — довольно сказала она. — Сама точила. — Перевела взгляд на Сергея. — Как это по-русски… наговорились, будто мёду напились. Пора и за дело.

— Подожди! Может, я себя выкуплю? Я дам тебе деньги. Много денег. Очень много…

Крик вырвался против воли. Хотелось жить. Господи, как по-звериному отчаянно хотелось жить. Дышать, любить, рисовать… Неужели судьба, так долго благоволившая Белозёрову, отвернулась от него и всё кончено?

Милица покачала головой.

— Деньги у меня и так есть, — тихо сказала она, — а вот Арсения больше нет…

В её расширенных зрачках тлело безумие. Сергей вдруг с чудовищной ясностью осознал: всё, что ему осталось, — это достойно умереть, как и подобает гусару. Без крика и визга. Без жалоб и мольбы о пощаде. Её всё равно не будет, к чему тогда унижаться?

Раздувая точёные ноздри, женщина с ножом в руке приблизилась к жертве.

Она стояла спиной к двери и потому не видела того, что увидел Сергей. А увидел он, что закрытая дверь вдруг немного, всего на несколько миллиметров, беззвучно приоткрылась. Потом ещё чуть-чуть. Ещё.

— Постой! Дай помолиться напоследок! — отчаянно закричал Сергей.

На что он надеялся? Ни на что, в общем, но всё же… Невероятно обострившимся в последний миг чутьём он ощущал, что за дверью кто-то стоит. Кто, зачем, почему? Этого он не знал, но, может, надо выиграть лишь несколько секунд, а там, Бог даст…

Милица нехотя отступила на шаг.

— Чёрт с тобой, молись, — разрешила она. — Даю полминуты, и хватит с тебя.

Она ждала, небрежно поигрывая ножом.

Сергей молитвенно зашевелил губами, с остановившимся сердцем наблюдая, как дверь продолжает бесшумно открываться. Вот она уже открылась наполовину… на три четверти… В дверном проёме возник мужской силуэт. Беззвучно переступил порог. И тут Сергей узнал человека.

Жуков это был, помощник Ефимова, и рука его сжимала револьвер.

Наверно, в лице Сергея что-то дрогнуло. Заметив это, Милица быстро обернулась. Увидела контрразведчика.

— Стоять! — гаркнул Жуков, нацелив ствол в женщину.

Милица стремительно метнула нож. Одновременно раздался выстрел.

Женщина без единого звука рухнула на пол с пулей в переносице. Она была убита наповал. Офицер с клинком в правом стороне груди упал на колени, рыча от жгучей боли. Медленно завалился набок. Закрыл глаза.

— Жуков! — отчаянно закричал Сергей.

Видеть, как умирает человек, только что спасший от жуткой расправы, было невыносимо. Сергей неуклюже задвигался, пытаясь хоть немного приблизиться к лежащему офицеру. При этом понимал, что все усилия бессмысленны. Преодолей он каким-то чудом три метра, отделявшие от Жукова, что делать дальше? Как