Правда, и здесь в семье не без красавца! Сыскался, к примеру, в благородном католическом болоте искренний служитель Господа Томас Лютер. Он никак не мог понять, каким образом безобразия, творимые в лоне родной Первоапостольской Церкви, совместимы с благочестивым служением? Да и то сказать – времена были веселые! Папы с антипапами друг дружку разве только саблями не рубили, да и на престол римский восходили, как Иоанн XXIII – пират Валтасар Косса, так Александр VI Борджия – виртуоз интриги и признанный авторитет среди отравителей. Взвыл Лютер от ужаса и, содрогаясь от собственной дерзости, наваял свои знаменитые тезисы, легшие в основу протестантизма. Тоже, надо сказать, не абы какой подарок человечеству, но все же созидательный порыв борьбы с засильем мерзости в официальной церкви. Возможность лично прочитать, что ж там святоши с амвона на латыни долдонят, – уже не мало!

Но спрашивается, как же предстоятелям Церкви Христовой не ополчиться на столь опасного смутьяна?! Ведь начинается-то все с малого! Сначала Библию всяк без присмотра прочитает, затем возмыслит себя вправе толковать Учение! А дальше, и подумать страшно, вопросы разные задавать начнет: “Откуда все взялось да так ли это было? Да все ли верно в речах, которые ученики учеников Христовых под запись говорили? Не вкралось ли лишнее словцо, а может, и того хуже, что важное вписать забыли?” А сомнения и поиск собственного пути при любой религии вещь недопустимая.

Как же тут не возмутиться?! Как не стукнуть железным кулаком об стол?! Конечно, лучше бить не по столешнице, которой, собственно, что Иисус, что Магомет – один узор, а по мерзкой роже коварного изменника А если нельзя кулаком, то можно легонько пальчиком, но чтоб с тем же эффектом. И такой железный кулак возник! Он и должен был возникнуть, поскольку, когда находится с кем драться, всегда находится кому. Господь в предвечной мудрости своей сотворил человека всеядным хищником. Сколько ни жуй силос под радостные вопли вегетарианцев, положения дел это не меняет.

Воинство Иисуса, замысленное строптивым идальго Игнасио Лойолой в тюремных застенках, вполне подошло для столь возвышенной цели, как удушение пакостной ереси. И тут уж для достижения цели все средства хороши. Как следствие: были бы средства, а цель всегда найдется!

К чему кривить душой! Мне был приятен преподобный брат Адриен, благочестие которого было глубоко и подвижно, как шарик ртути. И столь же опасно, как он. Я не тешил себя пустыми надеждами, что горькая участь друзей подвигла, без сомнения, отважного монаха пересечь Ла-Манш и пробраться в Тауэр. Я прекрасно помнил, что иезуиты, кстати, в отличие от протестантов, предполагающие у человека свободу воли, одаривают ею неразумное чадо Божье лишь за тем, чтобы оно могло принести сей скромный дар, сию посильную лепту к Господнему Престолу. Вернее, к тем, кто уполномочен распоряжаться этой самой свободой.

Одним из таких распорядителей, в свою очередь, слепо и свято подчиненным уставу и генералу ордена, был наш добрый приятель. Я явственно отдавал себе отчет в том, что планы его преподобия могут интересовать нас ровно настолько, насколько они совпадали с нашими собственными. Однако в любом случае это было достаточным поводом, чтобы принцу-гугеноту, пребывающему в англиканской стране, посетить опальную католическую обедню.

Я уже готов был отправиться в храм Святого Иоанна, по милости Рейли возобновившего свою работу для удовлетворения религиозного пыла испанских соратников лорда-протектора, когда сам он, мрачно глядя исподлобья на переполошенную неожиданным визитом челядь, явился “поболтать” с боевым товарищем.

– Вы плохо выглядите, принц! – смерив меня жестким взглядом, рявкнул Уолтер.

– Признаться, вы тоже, – не опускаясь до оправданий, тотчас заявил я.

– Это еще пустяки! – обнадежил Рейли. – Это я уже изрубил всю мебель в доме констебля! – Он положил руку на эфес шпаги, точно примериваясь, не обратить ли в щепы пару-тройку кресел и в моих покоях.

– Уолтер, у вас что-то случилось?! – невольно поправляя собственный клинок, участливо спросил я.

– Да, дьяволовы копыта, случилось! Поутру у меня был в гостях земляк, сэр Френсис Дрейк. Может быть, вам доводилось слышать это имя?

– Доводилось, – склонил голову я.

– Признаться, я надеялся, что он и его родственники Хокинс и Баскервиль, как старые приятели, помогут отразить испанцев, которые, судя по уверениям посла Филиппа II и Уолсингама, непременно обрушатся на Британию.

– Но они отказались?

– Отчего же! – На губах лорда-протектора зазмеилась глумливая ухмылка. – Дрейк охотно дал согласие. Правда, он поставил условие: ежели мы одержим победу, то Англия, как законная добыча, делится меж нами на равные части. Вот так-то, сир!

– И что вы?

– Вы будете удивлены, но я ему отказал! Тогда этот доблестный рыцарь заявил, что выводит в море все корабли, принадлежащие их чертовому корню, и все благородное девонширское семейство королевских приватиров еще сильно подумает, не поступить ли на службу к испанскому королю, Вы знаете, мессир, в последние дни мне порой кажется, что, кроме меня, эта страна никому не нужна, Парламент торгуется из-за каждого пенни, словно портовый меняла. Храбрые защитники готовы отдать отечество испанцам, точно охочие до монет дружки продажную девку!

– Вы преувеличиваете, милорд, – попытался я успокоить взбешенного правителя Англии.

– Быть может, – кивнул Рейли. – Но я пришел не за тем, чтобы жаловаться. Сир, мне во что бы то ни стало нужен союз с Францией! И запомните: если Англия падет, вашей стране тоже не устоять! Подумайте об этом сегодня. А завтра корабль переправит вас и Адмиральскую свору в Кале.

Удача откроет двери даже там, где их нет.

Генри Морган

Человеку свойственно надеяться, что бы ни гласила о том любимая Лисовская триада: “Не бойся, не надейся, не проси”. Видя плачевное состояние дел в Британском королевстве, Рейли искренне надеялся, что союз с могучей Францией даст силы пережить годину невзгод. Хотя, честно говоря, понять, на чем основывалась подобная уверенность, было нелегко. Конечно, территория державы, уже много веков служившей и вечным врагом, и главным источником королевской крови Британии, значительно превышала размеры островного королевства, но десятилетия религиозных войн превратили богатую и сильную вотчину Франциска I в обнищавшее сообщество гугенотских, католических и вовсе проникнутых усталым безразличием земель, точно ремнем стянутых общей границей. Без сомнения, Екатерина Медичи – рачительная, как истинная банкирша, с радостью бы приняла предложение о союзе, надеясь, что благоприятные ветры из-за пролива принесут во Францию обильные золотые дожди. Но подписанный договор не слишком надежный засов, если враг у ворот.

При самом лучшем раскладе все, что могла сейчас предпринять Черная вдова, это устроить дебош на границах с Испанией силами разрозненных отрядов наемников. На что-либо сверх этого у нее не было ни денег, ни людей. Серьезный поход во владения Филиппа II был попросту невозможен. Армия гизаров, поддержанная испанским королем, контролировала едва ли не треть ее страны. Екатерина, утратившая со смертью сыновей все права на управление страной, по-прежнему оставалась самой влиятельной и, что особо важно, наиболее состоятельной из враждующих сторон. Не то чтобы королева была несметно богата, но ее соперники и вовсе мало чем отличались от последних бедняков. Разве что титулом.