Но о ней мы, Доктор, конечно же ничего не скажем нашему зрителю. В целях наращивания радостности и сокращения печали Дэн останется за кадром, где он, собственно, и был с самого начала.

Потому что Дэн был водителем, как Зоил.

Но возил он не Мишаню. Он возил меня. Потому что ему нравилось гонять в далекую ставку на океане. А мне нравилось эту ставку охранять.

А вот Дэн мне не нравился. Я его боялась. Он мне казался опасным придурком. И я предпочитала впадать в кому, как только забиралась к нему в машину. Чтобы не видеть, что он творит.

Он гонял, как бешеный. Еще он с визгом тормозил в каких-то самых темных зарослях кукурузы и скармливал свой обед кошкам или кому-то похуже.

А однажды он разбудил меня вообще не в Ричардз Бэй. А в каком-то другом населенном пункте. Не менее зловещем. Он сказал мне, что привез меня на праздник. Это индийский праздник огней. Я не удивилась: при скорости, которую развивал Дэн, мы вполне могли перемахнуть Индийский океан за прошедшие полтора часа.

Повторяю, Доктор, — я не удивилась. Но испугалась. Потому что Дэн вытащил меня из машины и попер в самую гущу огней, салютов, барабанной дроби и ликующих раскрашенных индусов. А я была не при параде и без сари.

— Слушай, Дэн, тебе что, некого пригласить на праздник? Нет, что ли, никого, кто с таким придурком пойдет добровольно?!!

Дэн сказал, что некого. Он сказал, что у него есть собаки. И они ходят за ним достаточно добровольно. Но — не на индийские праздники. Они боятся салютов и забиваются под стол.

— Тогда собери сирот! Или дальних родственников!

И тут Дэн рассказал, что у него нет родственников.

Вообще.

Он сказал, что у него была мать. И еще была сестра с мужем и двумя племянниками. Они жили на северной границе ЮАР. И Дэн очень скучал по ним. А они не хотели переезжать, потому что Дэн живет, как попало, а у них все было круто.

Но потом кончился апартеид. А мама, сестра, зять и племянники этого не заметили. Потому что они были вне политики. И им вообще-то было насрать. До той поры, пока их дом не разграбили. Потому что в Южную Африку позвали побольше негров. Такая стала политика у освободившейся от ига страны. Чтобы Южная Африка стала черной и забыла ужасы апартеида.

Негры, у которых и так все было круто, в Южную Африку не поперлись. А те, у которых не было ничего, — да.

И уже по дороге они хотели сделать свою жизнь лучше. И очень часто делали ее лучше за счет живущих на границе зажиточных родственников Дэна.

И вот, чтобы совсем не разориться, матушка Дэна, его сестра, ее муж и двое очаровательных англосаксонских мальчиков собрали остатки былой роскоши в грузовик и тоже, не хуже маргинальных негров, двинулись в глубь Южной Африки. Они двинулись к Дэну.

Но их нашли только через три недели.

А грузовичок с остатками былой роскоши — нет. Не нашли.

Мы с Дэном стояли и смотрели на беззаботных танцующих индусов. Они танцевали, как в индийских фильмах, которые остались в моем детстве.

И от этого просто защемило.

Мне было очень жалко Дэна. И Зоила, который ждал до полтинника, чтобы стать человеком.

А вот индусов мне жалко не было. Потому что им повезло — они были непонятными индусами и не попадали в расовую мясорубку этой страны.

И были радостными и счастливыми. Такими радостными, что их можно было безболезненно для психики зрителя брать в кадр.

ЗУЛУССКИЙ ВОДЕВИЛЬ

Мы не взяли в кадр индусов. Потому что мы угробились на широкомасштабное создание чисто африканской реальности.

Вдобавок наконец прилетела достаточно великая певица. И все прояснила. Ну, в смысле, кого брать в кадр, кому стоять за кадром и для чего мы все здесь собрались и вторую неделю кормим клещей и дразним своей упитанностью крокодилов.

Первый эпизод великой дивы должен был начинаться так: прямо посреди девственной саванны садится самолетик в стиле ретро, из него (приплясывая), выходит дива и движется (приплясывая) в сторону аутентичной деревни. Где все (включая воинов, дев, детей, коров и прочую живность) ликуют, подтягивают припев и, естественно, приплясывают.

Раздолбанный самолетик нам поставили безбашенные русские летчики, непонятно как дотянувшие его до Южной Африки восемь лет назад. Последние семь лет самолетик был прикован цепью к ограде аэропорта. Как средство непонятного передвижения. По мнению местных специалистов — точно уж не летного. Но безбашенные русские летчики ночью подпилили цепь, тайком загрузили в кукурузник певицу и несколько клевретов-администраторов и теперь мчались в нашу сторону уже четвертый час на предельной (для этого средства) скорости.

По стерне дикой африканской саванны в истерике метался Мишаня. Он не знал, кого снимать, когда откроются двери самолета. Потому что он далек от попсы. Режиссер успокоил его. Он сказал: как увидишь незнакомое лицо — снимай. Остальные — наши администраторы.

Мишаня снимал, бегая вокруг картонного рыдвана и собирая на себя клещей, как спаниэль.

Но тут со стороны деревни в кадр попал Белый Зулус. Он размахивал руками и, как нарочно, был белее обычного.

Это он побледнел от ужаса. Потому что из деревни накануне съемок унесли не только одеяла. Из деревни увели коров.

Режиссер (продолжая съемку особо душераздирающего приплясывания дивы) скомандовал немедленно найти коров.

— Как их найти? — опешил Зулус.

— Ну, бежать к местным и отбить наших коров! И живо!!!

Ни Зулус, ни каптенармус, ни даже гений Шилов наших коров в лицо не помнили.

Они сели в грузовик и под восьмой дубль третьего куплета добрались до ближайшего пастбища.

Где и отловили в огромной спешке первых попавшихся коров.

Встреча в деревне прошла отменно. Обретенные не совсем честным путем коровы уже приплясывали в загоне, дети уже размазывали сопли по кричащему наряду дивы, а девы и воины уже встали на полупальцы, чтобы ломануться вперед в своем неистовом вакхическом танце.

Но.

Все дело испортил Белый Зулус!

Прямо не знаю, что на него нашло.

Возможно, у него сдали нервы после того, как он вероломно похитил коров у зулусов, которым беззаветно посвятил последние десять лет своей жизни. Но, я допускаю, что он заранее спланировал свой коронный выход. Он выносил эту бредовую идею и воплотил ее с неистовством истинного воина.

Потому что он вдруг опять появился в кадре! Он вынырнул в кадр из темного зева юрты. И он был неузнаваем в своем исконно зулусском великолепии.

На нем была юбка, пошитая из хвостов тушканов. Его запястья украшали цветные резинки от носков. На шее у него болтались пестрые тесемки от купальника какой-то зулуски. А в его белесых англосаксонских волосах красовались кисти от аутентичных пледов из юрты.