а человек скользнул ещё ниже и оказался прямо между менее развитыми нижними конечностями после чего без сомнений схватился обеими руками за инструмент продолжения рода. Голос орка оборвался и тот упал лицом вниз, дрожа всем телом от непередаваемой боли. Воин же аккуратно выполз из-под туши и за пару ударов ноги в висок утвердил свою победу.

— Даю двести серебряных! — произнёс этириданос, который быстро поменял своего фаворита с мёртвого орка на живого человека.

— Три сотни! — тут же опомнился этириданос, изначально выбравший человека.

— Три золотых и ещё семьдесят серебряных сверху, — довольно тихо, но за счёт мощных голосовых зверолюдских связок пробасил Синрив и был услышан.

Воцарилась тишина и начался отсчёт работорговца. Давать больше никто не собирался, ведь на самом деле конечная цена по оценке варьировалась в районе трёх с половиной золотых или трёхсот пятидесяти серебряных по стандарту Этия. Платить больше просто глупо. И как раз задача опытного этириданоса состоит в том, чтобы заплатить реальную цену, а не выкупить раба любой ценой.

— Продано! — прокричал работорговец и отдал команду своей рабыне, которая поспешила к белоснежному ирбису с бумагами для заключения окончательного договора.

В свою очередь Синрив всё подписал и ещё некоторое время побродил по рынку, где закупил по большей части уже вслепую ещё тридцать просто крепких и здоровых рабов-самцов, но не факт, что воинов. Зачем зверолюд делал всё лично, а не посылал помощников? Потому что он выискивал будущего чемпиона, а для этого требуется куда больший опыт, которого именного у ирбиса больше всего. И если закупка оптом ещё не требует особых знаний, то вот реальную стоимость этого раба, убившего орка, не понял на рынке никто, хотя в покупке соревновались вполне опытные этириданосы, занимающиеся своим бизнесом не первый год.

В чём же секрет? В том что этот смертный является паресисом. Как так получилось, что это понял только Синрив, а рабовладелец, охотники и этириданосы проморгали столь важную черту? Всё дело в том, что о принадлежности к одарённым говорит лишь одна маленькая деталь на ментальном теле, которую без микроскопа не рассмотришь. Без микроскопа или духов, которые нашёптывали своему другу очень много интересного.

Печать Ароса на теле как раз говорит о том, что на этого смертного в другом мире положил свой взор один из богов Совета. На самом деле это обычное дело, но на прямо уж простых смертных боги своего внимания не обращают, вероятнее всего у него есть потенциал. Возможно, это какой-то солдат, отличившийся при защите города и прошедший обряд.

Да, по всей видимости потенциал не большой, это не паладин и не послушник культа, но стоимость его измеряется как раз в пять или шесть золотых, потому что есть шанс пробуждения дара. Почему тогда Синрив дал всего лишь на семьдесят монет больше? Потому что скажи он тогда «Пять золотых», то сразу же все бы смекнули, что этот зверолюд что-то заметил. А так… другие этириданосы лишь проводили ирбиса снисходительной улыбкой, ведь подобная цена считалась ими неоправданной, а конкурент — неопытным глупцом, который понесёт убытки на дистанции с такими-то покупками.

С вереницей живых вещей Синрив отправился в одну из новых школ, которую он недавно открыл. Там он закрепил рабов за учителями и отправил убийцу орка на углубленную проверку, после чего пошёл в свой трудовой кабинет, который приходилось делить с Эллинеш. Хотя нет, не приходилось, ведь речь скорее о рациональном решении и выгоде, нежели об какой-то вынужденной необходимости: места хватало. Просто советы искусительницы уже ни раз выручали ирбиса и рядом с ней на самом деле уже привычнее.

— Новых вестей всё ещё нет? — спросил зверолюд, присаживаясь за свой стол.

— Нет, всё по-старому… — грустно ответила искусительница, перебирающая стопки писем.

Сначала послания просто откладывались, но они очень быстро накапливались, затем начали приезжать странные смертные и спрашивать лично… В какой-то момент проблему уже было нельзя игнорировать и пришлось вмешиваться. Лансемалион Бальмуар исчез слишком неожиданно, как и обычно, но в этот раз он что-то прямо уж долго не появлялся. Слишком долго.

— Угрозы более не поступают? — Синрив вспомнил ещё об одной серьёзной проблеме.

— Нет, Рудольф Гирардус лично разобрался с обвинениями, вскоре он предъявит и подписанные документы о вступлении на новую должность.

— Я думал кровь хозяина подошла к концу…

— Мои запасы, которые и так были небольшими, подошли к концу после нескольких деклараций. Но как оказалось командиру гвардии господин Бальмуар доверяет не зря, он поделился своими запасами.

— А мне он такого доверия не высказал… — недовольно и даже с обидой, будто ребёнок произнёс ирбис. — Даже маленькой скляночки, чтобы хватило подписать хотя бы одну декларацию…

— Зато именно ты управляешь всеми школами. И делаешь это очень успешно. Когда он вернётся, то несомненно…

— Думаешь он вернётся? Столько лет уже прошло… Если он где-то там умер на разборках, то… голов нам уже не сохранить за подделку документов. Мы не Гирардус, мы просто рабы, с нами церемониться не станут.

— Не умер он.

— Почему ты так уверена?

— Потому что настолько упёртые бараны так просто не умирают, — вздохнула Эллинеш и отложила ещё одно письмо, что отправится в Сарос.

Эпилог

— Понимаешь? Нет, ты понимаешь в какой я заднице? — продолжал говорить Орлойд, наворачивая очередной круг по комнате и расплёскивая своими шагами кровь.

О тайне всего мира в один момент узнали целых тринадцать смертных! Хотя нет, десять, ведь епископы и так всё знали. Хотя и не десять, ведь как минимум одного убил сам алчный наёмник, лишившийся после этого задания большей части своего сброда. Также и Убийца наверняка не прохлаждается, так что возможно…

— Возможно они уже идут за моей головой, сраные ублюдки, — гоблин оскалился и принялся обновлять травы в своей трубке. — Но это всё херня, понимаешь?

Орлойд на самом деле довольно опасен во всех смыслах. Он хитёр, силён и ловок, магическая сила весьма высока и даже искажённый наркотиками разум всё ещё выдаёт порой гениальные решения. И о местонахождении почти всех епископов он знал, как и о возне внутри гильдии ассасинов, где с каждым днём нерешительность самого Убийцы сказывается всё сильнее на общем климате. Нужно принимать сторону и как можно скорее, а если на это не хватает воли у самого главного, то значит пора сменять главу. Всё просто.

— Но скажи мне, где этот сукин сын Бальмуар⁈ — снова воскликнул алчный наёмник и подошёл ближе к своему бездвижному пленнику. — Почему ты не отвечаешь⁈ Неужели не боишься⁈

Однако обкуренное в хламину сознание не учло одного момента. В наркотическом бреде ускользнул важный факт: мёртвые не умеют разговаривать. И голова, отделённая от тела, продолжала беззвучно лежать в луже крови, пустым взором глядя на своего убийцу. Чуть поодаль расположились ещё два тела, одно женское, а второе чуть поменьше. Мать пыталась защитить своего ребёнка, но сколь бы сильной не была любой, удар меча в сердце она не остановила.

— Грязная дрянь, я знаю, что вас подослал он! — продолжал вопить Орлойд, пока дым становился всё плотнее и вот уже в тумане невозможно различить даже силуэта отброса.

В порыве безумных чувств гоблин вдруг ударил ногой голову мужчины, и та отправилась в окно. Но не раздалось каких-то воплей, лишь тихий стук, ведь на дворе ночь и случайных прохожих на улице нет. А ещё нет никаких сомнений в том, что это чужие агенты. Ведь ублюдок таким взглядом одарил алчного наёмника! Других вариантов быть просто не может… Все детали паззла уже сошлись в гнилостном разуме, пока мания преследования продолжает разрастаться вширь и ввысь. Это был уже далеко не первый раз, когда гоблин ворвался чуть ли не к случайным смертным, после чего устраивал ужасные пытки в попытки получить ответы. Хотя до этого с трупами он вроде не разговаривал.

Но никто из окружения Орлойда не обращал на такую странность особого внимания. В принципе и до этого командир своры не отличалась особым здравомыслием и выкидывал всякого рода перфомансы. Командир своры и раньше за косой взгляд мог учинить жесточайшую расправу, сейчас занимается тем же самым, а изменения подтекста этих действий никто не заметил, потому что всем плевать этого