— Гермес!

На секунду пес застыл в неподвижности. Девочка прекрасно знала, что произошло за эту секунду: пес услыхал зов, признал голос Софии и решил убедиться в том, что она действительно находится там, откуда донесся звук. Только после этого Гермес наконец разглядел Софию и помчался к ней. На последнем отрезке его лапы выбивали по земле прямо-таки барабанную дробь.

Событий для одного мига было более чем достаточно. Пес прибежал и, бешено виляя хвостом, принялся наскакивать на девочку.

— Какой Гермес умник! Ну-ну… не надо лизаться… Сидеть! Молодец!

София отперла дверь в дом. Теперь из кустов выскочил и Шер-Хан, он с подозрением отнесся к незнакомому зверю. Но София поставила на крыльцо еду для кота, насыпала зернышек попугаям, выложила лист салата для жившей в ванной черепахи и написала записку маме: дескать, она пошла проводить Гермеса и позвонит, если не успеет вернуться к семи.

И вот они тронулись в путь. София захватила деньги и подумывала даже, не поехать ли с Гермесом на автобусе, однако рассудила, что лучше сначала поинтересоваться мнением Альберто.

Пока они с Гермесом шли (вернее, он бежал впереди нее), София думала о том, что представляют собой животные.

Чем собака отличается от человека? София помнила, что говорил по этому поводу Аристотель. Он доказывал, что и люди, и животные — естественные живые существа, у которых много общего. Однако между человеком и животным есть одно существенное различие, и различие это состоит в человеческом разуме.

Почему Аристотель был уверен в таком различии?

Демокрит утверждал, что люди и животные схожи между собой, потому что и те и другие построены из атомов. Кроме того, он не верил в бессмертную душу ни у людей, ни у животных. Согласно Демокриту, душа тоже составлена из небольших атомов, которые сразу после смерти разлетаются в разные стороны. Иными словами, он настаивал на неразрывной связи человеческой души с мозгом.

Но как может душа состоять из атомов? Душу ведь — в отличие от других частей тела — нельзя потрогать. Она представляет собой нечто «духовное».

Они уже миновали Стурторгет и приблизились к старинным кварталам города. Когда они дошли туда, где София нашла десять крон, она инстинктивно опустила взгляд на тротуар. И там — почти на том же месте, где она несколько дней назад подняла с асфальта монету, — лежала открытка (красочной стороной вверх). На открытке был изображен сад с пальмами и апельсиновыми деревьями.

София наклонилась за открыткой. Гермес зарычал, словно ему не понравилось, что девочка подняла ее.

В открытке говорилось:

Дорогая Хильда! Жизнь состоит из длинной цепи случайностей. Нет ничего невероятного в том, что потерянные тобой десять крон очутились на этом самом месте. Возможно, их нашла на площади в Лиллесанне старушка, которая ждала автобуса в Кристиансанн. Из Кристиансанна она поехала на поезде дальше, навестить внуков, и много часов спустя вполне могла обронить монету здесь, на Нюторгет. Кроме того, вполне возможно, что позднее те же десять крон подняла девочка, которой очень нужна была именно эта сумма, чтобы добраться домой на автобусе. Кто знает, Хильда, но если дело было так, резонно задаться вопросом, не стоит ли за всем этим Божий промысел. С приветом, папа — который мысленно уже сидит на мостках у себя в Лиллесанне.

P. S. Я же говорил, что помогу тебе найти десять крон.

Вместо адреса было написано: «Случайному прохожему для Хильды Мёллер-Наг». Штемпель на открытке стоял от 15 июня.

София чуть ли не бегом взлетела за Гермесом на последний этаж.

— Дорогу, старик, — сказала она Альберто, как только тот отворил дверь. — Не видишь, почтальон пришел.

Софии казалось, у нее есть все основания проявить некоторую строптивость.

Альберто впустил ее в квартиру. Гермес, как и в прошлый раз, улегся под вешалкой.

— Что, майор прислал очередную визитную карточку, дитя мое?

София подняла взгляд и только теперь обнаружила на Альберто новый наряд. Прежде всего ей бросился в глаза длинный завитой парик. Учитель философии надел также широкую, складчатую рубашку со множеством кружев. Шея его была повязана щегольским шелковым шарфом, а поверх костюма накинут красный плащ. На ногах были белые чулки и лакированные башмаки с бантами. Весь наряд напоминал Софии придворных Людовика XIV, которых она видела на картинках.

— Пижон, — бросила она, протягивая Альберто открытку.

— Гммм… и ты действительно нашла десять крон точно там, куда он подкинул открытку?

— Именно.

— Он делается все наглее. Впрочем, это только к лучшему.

— Почему?

— Потому что тогда нам будет легче его разоблачить. И все же подстраивать такое совпадение было претенциозно и некрасиво. От подобных жестов несет дешевыми духами.

— Духами?

— Разумеется, его жест выглядит великодушным, хотя на самом деле все это обман и надувательство. Ты обратила внимание, что он позволяет себе сравнивать собственное низкое подглядывание с Божьим промыслом?! — возмущался Альберто, тыча пальцем в открытку.

Затем он, как и в прошлый раз, порвал ее в клочки. Чтобы не расстраивать Альберто еще больше, София умолчала об открытке, найденной ею в тетради для сочинений.

— Давай сядем в гостиной, дорогая ученица. Сколько времени?

— Четыре.

— Сегодня мы побеседуем о XVII веке.

Они прошли в гостиную с ее скошенным потолком и окном на нем. София обратила внимание, что Альберто заменил новыми некоторые предметы, которые были тут ранее.

На столе стояла старинная шкатулка с небольшой коллекцией круглых линз. Рядом лежала раскрытая книга, явно очень старая.

— Что это? — спросила София.

— Эта книга — первое издание знаменитого сочинения Декарта «Рассуждение о методе». Она вышла в 1637 году и относится к моим самым большим драгоценностям.

— А шкатулка?…

— В шкатулке хранится уникальное собрание линз, или оптических стекол. Примерно в середине XVII века их отшлифовал голландский философ Спиноза. Они обошлись мне в кругленькую сумму, зато они также входят в число моих сокровищ.

— Я бы, несомненно, больше оценила и книгу, и шкатулку, если б знала, кто такие эти твои Спиноза и Декарт.

— Естественно. Но сначала попробуем вжиться в современную им эпоху. Присядем.

И они сели, как в прошлый раз: София — в кресло, а Альберто Нокс — на диван. Их разделял стол с книгой и шкатулкой. Пока они садились, Альберто снял парик и положил на секретер.

— Итак, наша сегодняшняя тема — XVII век, который принято называть эпохой барокко.

— Барокко? Правда, необычное название?

— Оно происходит от слова «вычурный», которое ранее означало «неровный, необработанный жемчуг». Для искусства барокко было характерно использование контрастных форм, тогда как в эпоху Возрождения искусство было проще и гармоничнее. XVII век вообще отличает напряжение между непримиримыми противоположностями. С одной стороны, еще чувствуется присущий Ренессансу жизнеутверждающий настрой, с другой — многие ударились в другую крайность: в отчуждение от мира и религиозную замкнутость. И в искусстве, и в реальной жизни заметна тяга к пышности, помпезности. Одновременно возникают монастырские течения, стремившиеся удалиться от жизни.