– Чтобы решить проблему, надо умерить его негодование, – сурово произнес Кэм. – А намерения твоего брата никак делу не помогут.

– Верно, не помогут. Но я не могу контролировать каждый шаг Гарри.

– Просто не нужно поддерживать его иллюзии.

– Не мне рассуждать о радостях семейной жизни. Тем более – в беседе с человеком, которого я люблю, – с горечью проговорила Пенелопа.

В экипаже воцарилась напряженная тишина. В ужасе от своих неосторожных слов, невольно сорвавшихся с языка, Пен затаила дыхание. Когда же она вновь заговорила, ее голос дрожал:

– Кэм, извини…

Ударивший в окно свет уличного фонаря выхватил из темноты лицо Кэмдена, и в этот момент Пен стала себе противна. Она стала противна себе еще больше, когда муж схватил ее за руку и, глядя на нее с обжигавшим душу беспокойством, сказал:

– Пен, прости меня за то, что ты несчастна. – От сквозившего в его голосе сожаления сердце Пен болезненно сжалось. – Дорогая, скажи, что я могу сделать.

«Полюби меня», – мысленно ответила Пенелопа. Заставив себя рассмеяться, она высвободила руку из рук мужа и проговорила:

– Мне очень жаль, ваша светлость… Я, наверное, ужасно скандальная жена. Надеюсь, вы меня простите. Вечер выдался непростой.

– Черт возьми, Пен, перестань! – с раздражением воскликнул Кэмден.

– О чем ты?.. Я не понимаю, – безучастно произнесла Пенелопа, плотнее закутавшись в плащ. К ее огромному облегчению, экипаж в этот момент свернул на Гроувнер-сквер. – Кажется, мы приехали, – добавила она.

– Да, мы дома! – рявкнул Кэм. – И не думай, что если мы дома, то разговор окончен!

Пенелопа молча пожала плечами. Она еще ни разу не назвала собственность семьи Ротермер своей. И действительно, ни в одном из особняков Кэмдена она не чувствовала себя как дома. В этих роскошных интерьерах она чувствовала себя чужой.

– Но я ужасно устала… – со вздохом пробормотала Пен.

– Не сомневаюсь, – кивнул Кэм. – А я устал от того, что ты постоянно называешь меня «вашей светлостью» и обращаешься со мной… как с изгоем. Я устал от того, что ты шарахаешься от меня, словно ожидаешь удара за малейшее проявление характера.

– Я не думаю… – гневно начала Пен, но тут же напомнила себе, что ссора лишь нарушит их шаткое перемирие.

Тут дверца кареты распахнулась, и Пенелопа, схватив свою сумочку, поспешно вышла из экипажа. Кэмден же, нахмурившись, молча наблюдал, как его красавица жена вплывала в принадлежавший ему великолепный особняк. Он чувствовал себя отвратительно. Напрасно он отчитал Пен. Ведь ей и так было непросто…

Но и ему тоже не было легко. С того самого момента, как он обнаружил ее в захудалой гостинице в Альпах, Пенелопа Торн демонстрировала беспримерную и весьма неприятную способность будоражить его чувства.

На протяжении нескольких недель Кэмден сгорал от вожделения, глупо и наивно полагая, что, утолив чувственный голод, он навсегда избавится от этого мучительного наваждения. И вот теперь он хотел Пенелопу даже сильнее, чем прежде. Конечно, это было совсем неплохо, что он хотел свою жену, однако же… Его очень смущали их отношения за пределами спальни. В общем – ужасная ситуация.

Герцог смотрел вслед жене, то и дело вздыхая. Причем делал это в присутствии слуг. Выходя из экипажа, он перехватил взгляд Томаса. Выражение лица слуги было совершенно бесстрастным. Но интересно, какие домыслы скрывались за этим бесстрастием?..

Снова вздохнув, Кэмден пошел в дом. Да, конечно, вечер удался. Общество весьма благосклонно отнеслось к Пен, и даже самые отъявленные злопыхатели восхищались ее самообладанием. А его друзья объединились вокруг нее. Все говорило о том, что скандальные Торны теперь будут вести себя совсем не так скандально, как прежде. Впрочем, Элиас всегда был самым спокойным из них, и сегодня его сдержанность была достойна наивысшей похвалы. Гарри оставался непредсказуемым, но даже он не помешал сегодняшнему успеху.

Но тогда почему же он, Кэм, чувствовал себя так… словно умерла его любимая собака?

Кэмден ненадолго остановился в холле – под холодными взглядами драгоценных мраморных статуй. После женитьбы у него вошло в привычку выпивать стаканчик бренди в тишине библиотеки, а потом раздеваться и отправляться в спальню Пен, но сейчас…

Через несколько минут Томас распахнул перед хозяином дверь библиотеки. Глядя на типично мужское убранство этой комнаты, Кэм мысленно вернулся к ссоре в экипаже – вернее к разговору, перешедшему в ссору. Было ясно, что Пен жалела о своей откровенности, и это ранило Кэма в самое сердце. Когда-то ему казалось, что они могут рассказать друг другу все что угодно. Но это было много лет назад.

Пен была наверху – готовилась ко сну. Наверное, прямо сейчас служанка расчесывает ее блестящие волосы, а потом поможет Пен улечься в постель, где она будет поджидать мужа. После того как они оставили позади воспоминания о ставшей кошмаром первой брачной ночи, Кэм был уверен, что Пенелопа получала удовольствие от их ночных встреч в спальне. Однако ее сегодняшнее едкое замечание заставило его кое о чем задуматься…

Проклятье! Неужели она пускала его к себе в постель лишь ради того, чтобы сделать хорошую мину при плохой игре?

Кэмдена обуяла тошнотворная злость. Но не на Пенелопу, а на самого себя. Выходит, его брак стал плохой игрой?..

Покинув библиотеку, герцог кивком приказал Томасу закрыть дверь и, шагая через две ступеньки, направился вверх по лестнице в богато убранную спальню жены. В экипаже ему на какое-то мгновение показалось, что они могли быть предельно честны друг с другом. Но потом Пен снова ушла в себя, и Кэм не мог с этим смириться.

Что ж, сегодня он не даст Пен возможности подготовиться к его приходу подобно тому, как город готовится к осаде. Сегодня он застанет ее врасплох и посмотрит, что на самом деле скрывалось за городскими стенами.

Пен сидела за туалетным столиком, а служанка все еще расчесывала ей волосы. Только сегодня этот процесс нисколько ее не успокаивал. В висках пульсировала боль, а из зеркала глядело ее собственное хмурое лицо. Она была замужем всего три недели, но чувствовала себя так, будто состарилась лет на двадцать. Ох, да поможет ей Господь! Неужели она протянет до Рождества?

Тревожные воспоминания кружили у нее в голове подобно злобно рычащим псам. Почти осязаемое отчаяние Гарри… Тщательно скрываемая вежливая настороженность Холбруков… Алчное любопытство, написанное на лицах всех без исключения… А затем – ее ужасная ссора с Кэмом и знакомая пустота в душе…

Внезапно дверь спальни распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Пен вздрогнула от испуга и тут же поморщилась, ощутив, как Джейн невольно дернула ее за волосы.

– Ой!.. – вскрикнула она.

– Прошу прощения, ваша светлость, – пробормотала девушка, а потом присела в реверансе перед Кэмом. – Добрый вечер, ваша светлость…