Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Институт «освобожденных функционеров» и другие институты, а также люди, их утверждавшие, находились под контролем герцога Майеннского; Сено и прочие чиновники обязаны были отчитываться перед герцогом. Назначив герцога «королевским наместником» Франции, лигисты, переставшие признавать Генриха III королем Франции, сделали Майенна самым высокопоставленным лицом в государстве. Осмотрительный герцог обеспечил себе контроль за Советом сорока, включив в список, поданный ему на рассмотрение Сено, четырнадцать своих людей. Сено исполнял также обязанности секретаря совета принца и считался верным человеком, на которого Майенн мог положиться.
Лига не намеревалась стать главным органом централизованной власти. Наоборот, лигисты всячески приветствовали создание местных органов самоуправления. В каждом из шестнадцати кварталов Парижа с одобрения Лиги были сформированы выборные советы из девяти нотаблей. Эта новая администрация должна была взаимодействовать с органами власти, заседавшими в Шатле и Ратуше. Советы девяти были наделены полномочиями судов первой инстанции. Во главе каждого совета стоял начальник, которого парижане именовали «шестнадцатым» и который был обязан докладывать обо всем, что происходило во вверенном ему округе.
Советы девяти и поставленные во главе их начальники не заменили собой тайный совет начального периода, по-прежнему именовавшийся Комитетом шестнадцати, так как в состав его входило шестнадцать членов и он представлял интересы шестнадцати парижских кварталов. Следовательно, когда речь заходит о «шестнадцати», чаще всего подразумевают не столько руководителей Парижской Лиги, сколько католических экстремистов.
В 1980 и 1983 годах были опубликованы блестящие работы Эли Барнави и Робера Десимона, посвященные социальному составу лигистов.
Среди 225 активных участников движения, отмеченных Робером Десимоном, 52% составляли представители судейского сословия; из них магистратов было всего 10% (то есть 23 человека, в то время как парламент Парижа в 1588 году насчитывал 150 магистратов), а наиболее многочисленную группу составляла судейская мелкота (40 прокуроров, 26 адвокатов, 13 нотариусов и комиссаров Шатле, 12 солиситоров и сержантов). Затем шли негоцианты — 30%, а ремесленники, не самая многочисленная социальная группа населения Парижа, составляли всего 10%; на последнем месте оказались финансисты — 6%.
Итак, лигисты вовсе не были сборищем «мошенников», вышедших из самых низов столицы, как утверждали их противники, а напротив, «в большинстве своем являлись представителями средних классов, рядом с которыми поместилась горстка знатных нотаблей и щепотка простонародья» (Робер Десимон).
Между прочим, две трети лигистов родились в Париже от отцов-парижан—либо коренных, либо устроившихся в столице и не собиравшихся ее покидать. И принадлежность к парижской среде, к исконному населению столицы, сыграла не последнюю роль в их идеологическом сплочении.
Радикализм лигистов был обусловлен их социальным составом: большинство из них были люди обеспеченные, и они мечтали о городском самоуправлении, казавшемся им образцовой моделью политической организации общества. Уроженцы Парижа, независимые от центральной власти, все эти адвокаты, прокуроры, торговцы, ремесленники, не могли смириться с тем, что должности магистратов и прочих чиновников верховных судов и муниципальных органов распределяются «наверху», что эти должности могут купить те, кто более заботится о своей карьере, нежели о пользе общества. Новшества, будь то религиозные или политические, рождали у парижан чувство неуверенности в завтрашнем дне.
Известно, что парижское духовенство играло в Лиге далеко не последнюю роль. Согласно исследованию Эли Барнави, среди двадцати семи служителей церкви, вступивших в Лигу, было три епископа (Мо, Суассона и Санлиса), два каноника, шесть священников парижских приходов, шесть монахов (два иезуита, два кордельера, один фельян, один бенедиктинец), три доктора и один бакалавр теологии.
Люди духовного звания в большинстве своем были интеллектуалами и профессорами, чаще всего профессорами философии, наделенными блестящими ораторскими способностями. По данным Робера Десимона, священники-лигисты имели численное преимущество перед своими противниками: тринадцать против пяти, однако священников, сохранявших нейтралитет, было столько же, сколько лигистов.
Парижские нотабли, коренные парижане, правившие Парижем от имени Лиги, вынуждены были конкурировать с проповедниками, чье виртуозное владение словом заставляло толпу поверить, что она уже вошла в «Небесный Иерусалим», столичный город, независимый от королевской власти, управляемый истинно благочестивыми людьми и исполненный Божьего духа.
Ряд черт, присущих парижским лигистам, можно обнаружить и у провинциальных лигистов.
Население провинциальных городов, примкнувших к Лиге, как и парижане, было вовлечено в такой же водоворот страстей, однако в отличие от них не тяготело к воинственному мистицизму. Более того, провинция в большинстве своем поддерживала партию политиков, поэтому города, где были созданы отделения Лиги, как и города, попавшие во власть протестантов, немедленно начинали устраивать свою жизнь по образцу свободных республик, давно уже существовавших в Германии, Италии и Нидерландах.
В Орлеане, четвертом по величине городе королевства, Лионе, Руане, Амьене и Абвиле муниципалитеты, находившиеся в руках нотаблей-лигистов, при поддержке местных епископов поощряли стихийные манифестации горожан, призванные почтить великие мифы и важные события в истории города. Новая городская элита не намеревалась терпеть радикальные движения и немедленно подавляла их, как это было в Орлеане. Она диктовала свою волю местному дворянству и соседним городам, таким как Амьен в Пикардии.
Исследование историка Ива Дюрана, посвященное новому политическому феномену — попыткам создания независимых республик в Сен-Мало, Морлэ и Марселе, а также диссертация В. Кайзера показывают, что эти портовые города сумели стать подлинно независимыми республиками, присвоившими себе королевские прерогативы, в частности, в сфере международной политики. В Сен-Мало лигисты, несмотря на свою малочисленность, заключили торговые соглашения с кальвинистами из Голландии, равно как и с королем Испании Филиппом II. Но когда тот попытался продвинуть идею о независимой Бретани, горожане Сен-Мало продемонстрировали, что их не провел бы и сам Макиавелли. Город проводил независимую политику по отношению ко всем правительствам Франции, как к роялистскому, так и к лигистскому, равно как по отношению к Испании, так и Бретани, где герцог де Меркер также вел себя достаточно независимо.
Демократия лигистов характеризуется слабой центральной властью. Фактически города забирали себе власть посредством восстания и формировали свое правительство, которое действовало совершенно самостоятельно.
К концу правления Генриха III Лига уже начала выдыхаться. Ее изнуряли не только борьба против того, кого она предала анафеме под именем Наваррца, но и внутренние конфликты.