– Проспала? – полуутвердительно спросила Злата, и схватив тост, щедро намазала его джемом. – Ира, а можно мне яичницу из перепелиных яиц?

– Можно. – Официантка почему-то смотрела жалостливо, и это было неприятно. Светка тоже старательно отводила глаза.

– Ты ешь давай, – сказала она каким-то чужим, незнакомым голосом. – Костик хочет не позднее пол-одиннадцатого выехать. Семьсот километров отмахать – это не шутки. А ему завтра на работу.

– Света, а я ведь не уверена, что поеду сегодня с вами, – призналась Злата, которой было немного жаль подругу.

Выходные заканчивались, и той предстояло расстаться со своим Костиком, вернуть его жене и снова довольствоваться редкими встречами после работы. «Я бы не перенесла», – подумала Злата.

– Что значит – ты не уверена? – тоненько воскликнула подруга. – Добровольская, ты бы не придуривалась. За тобой потом специально никто сюда не поедет. Если не с нами, так будешь потом рейсовым автобусом добираться.

– Я доберусь, – пообещала Злата. – Ты не сердись, Свет. Я просто действительно пока не знаю своих планов. Я сейчас поем, а то голодная ужас какая, и найду Аржанова. Там и видно будет. К пол-одиннадцатого точно. Я вас с Константином Алексеевичем не задержу, не бойся.

– Злата, – подруга мрачно посмотрела на нее, – я должна тебе сказать… В общем, ты не найдешь Аржанова.

– Почему? – глупо спросила Злата. Оборвавшееся сердце покатилось к ногам. Она представила сбежавшего из-под стражи Гришу, который стреляет в висок Аржанову из пистолета, и застыла от ужаса. – С ним что-то случилось? Что?

Светка молчала, не поднимая глаз.

– Александр Федорович уехал, – проговорила откуда-то из-за спины Ирина.

– Куда? Зачем?

– В областной центр, по делам. – В голосе Ирины сквозило сочувствие человека, который понимал, что причиняет боль, и на своей шкуре знал, каково эту боль испытывать.

– Я ничего не понимаю, – жалобно сказала Злата. – С ним все в порядке? Он здоров?

– Здоровее не бывает, – заверила Ирина.

Светка, посмотрев на Златино все еще «не догоняющее» лицо, твердо сказала:

– Злата, он уехал. Сам. По доброй воле. Поэтому доедай свою яичницу и иди, пожалуйста, собираться. Нам уже выезжать скоро. – И, не выдержав, закричала: – И не смей говорить, что останешься здесь! Не смей унижаться, поняла? И не вздумай реветь! Он того не стоит, чтобы ты из-за него ревела. Он вообще мизинца твоего не стоит. – И, сама громко заплакав, выскочила из столовой.

В оцепенении Злата съела поставленную перед ней сердобольной Ириной яичницу. Двадцать крошечных желтков расплывающимися огоньками подмигивали ей с тарелки. На желтки капали слезы. Кап-кап-кап…

«Зато солить не надо», – как-то со стороны, будто и не про себя, подумала Злата. Аккуратно доела яичницу, корочкой черного хлеба собрала самое вкусное – растекшиеся по тарелке соленые желтки, отправила корочку в рот, отказалась от кофе и, понурив плечи, пошла собирать свою сумку.

Все так же шумел по крыше дождь. Как смеялся. Над глупыми мечтами, разбитыми надеждами, наивной доверчивостью.

– Все правильно, – сказала Злата равнодушно лежавшей на полу медвежьей шкуре. – Так и должно быть. Кто он – и кто я? Убийство раскрыто, привкус приключения прошел, морок рассеялся. У него его дело, его миллионы и его жена. Сестра его лучшего друга и мать его четверых детей. И чего ты, собственно говоря, хотела?

Внутри плескалась горечь. Едкая, разъедающая внутренности щелочь поражения. Держа спину прямо, чтобы ненароком не захлестнуть этой волной сердце, легкие, мозг, Злата прихватила свою маленькую сумку, последний раз обвела глазами комнату, в которой так недолго, но так сильно была счастлива, и пошла к двери. Ненароком наступив на шкуру, которая тут же услужливым мехом обвила ее ноги в парусиновых тапочках не по погоде, она невольно вскрикнула.

На этой шкуре лежал Аржанов. Она принимала его большое, прекрасно сложенное тело. Тренированное, мощное тело человека-сфинкса. Ласкала жестким ворсом, дразня каждую клеточку этого тела, которое она, Злата, всего за две ночи успела узнать как никакое другое мужское тело. Узнать и полюбить.

От ее вскрика щелочь внутри плеснулась чуть сильнее и устремилась в беззащитное горло. Зажав рот руками, Злата бросилась в туалет. Боль, обжигающая, горькая, не оставляющая шансов на выживание, выплескивалась из нее, рвалась наружу, пытаясь остаться здесь, на охотничьей базе, в семистах километрах от уютного, родного, привычного мира.

Минут через десять, умывшись и почистив зубы специально распакованной для этого дела зубной щеткой из шкафчика в ванной, внешне абсолютно спокойная Злата спустилась вниз, на стоянке нашла машину Заварина, терпеливо дождалась, пока он притащит их со Светкой здоровенные баулы, молча забралась на свое место на заднем сиденье и притворилась спящей. Светка сунулась было к ней с каким-то разговором, но Заварин ее шуганул, и она больше не приставала до самого дома.

Дома все было именно так, как представляла себе Злата всю долгую, растянувшуюся до бесконечности дорогу.

Уютная однокомнатная квартира, блюдо с бабушкиными пирогами, заботливо принесенными мамой к ее приезду. Тонкий шерстяной плед, привезенный из Англии, в углу дивана. Мягкие игрушки, подарки Артема. И фото самого Артема на книжной полке.

Меховая шкура на полу, выстрелы за окном, кабаньи котлеты и перепелки в клюквенном соусе казались здесь странным, почти фантастическим сном, который развеялся, не до конца вернув ощущение реальности. Это была ее, Златина, жизнь, к которой теперь надо было привыкать заново.

– Что ж, – сказала Злата своему отражению в зеркальной дверце встроенного шкафа. – После переломов позвоночника люди учатся ходить заново. Да, тебе перебили хребет, но не убили же. Поэтому встань и иди. Был страшный фильм про войну с таким названием, когда ты была еще совсем маленькая. Встань и иди, как бы тебе ни было больно и страшно. Жизнь без Александра Аржанова не имеет смысла, но она продолжается.

Удачи – это продолжение неудач. Просто на удачи должно уйти Время, когда минус превращается в плюс.

Рената Литвинова

– Двадцать три…

– А вот и нет, двадцать четыре. Смотри-смотри, вон под елкой в траве еще три. Хорошенькие какие, маленькие. Двадцать семь белых! Я такого никогда в жизни не видела! А‑а‑а‑а‑а, вон еще! Сашка, мама с ума сойдет, когда я ей расскажу. Она грибы обожает просто. Как жалко, что она этого не видит!

– Хочешь, я за ней завтра вертолет пошлю?

– Ты что, шутишь? Хотя нет, ты же никогда не шутишь про вертолет. То есть ты серьезно?

– Серьезнее некуда. Должен же я, как порядочный человек, познакомиться с твоими родителями. Им же, наверное, интересно, в кого влюбилась их дочь. Тридцать шесть!