засипев от натуги, залез следом, и фургон жалобно просел под его тушей. Пыльный устроился напротив, задумчиво изучая безупречные когти. Ребро нырнул за приборную консоль, а рядом на сидушку опустился Прикус.

В салоне оказалось темно, и я вынул «Сачирато». Подумал, что это вызовет вопросы, но в мою сторону не взглянул даже фер Сакага.

Настройка очков позволила более внимательно рассмотреть броню окружавших меня чу-ха, многоточечную систему крепления оружия, шлемы и гелевую чешую для защиты хвостов. Сами стволы обнаружились на торцевой стенке, и от вида внушительного арсенала мне снова стало неуютно.

— Мне нужно поговорить с твоим хетто, — негромко сказал я Сакаге.

— Сейчас это невозможно, — невозмутимо ответил тот, продолжая инспектировать коготь.

— Ты уж постарайся, — надавил я, почти не скрывая звучащей в голосе ненависти.

— Увы, терюнаши, это случится позже.

— Куда мы, байши, едем⁈

— Узнаешь на месте. Уверяю, что обладаю всеми необходимыми инструкциями.

— Сука… — одними губами прошипел я.

Пыльный чуть приспустил очки и в темноте опасно блеснули глаза хищника; но бросил он равнодушно, беззлобно:

— Стильный галстук.

Кусок дерьма определённо считал, что всецело управляет ситуацией…

Первый фургон двинулся к выезду. Ребро тоже завёл двигатель, и наш «Шишама» мягко тронулся, вторым номером выруливая из подземного гаража «Комплеблока-4/49». Потянувшись, Прикус прямо на ходу задвинул дверь и вызвал у меня непроизвольные сравнения с крышкой кремационной капсулы…

Окон, как я и заметил ранее, не было; от водителя отгораживала прочная перегородка с закрытым лючком, а поэтому меня снова (как памятной ночью у забегаловки Щупа) лишили малейшей возможности следить за дорогой.

Первые несколько минут я пытался честно считать повороты, но почти сразу бросил это бесполезное занятие — довольно скоро фургоны поднялись в силовые коридоры, и взяли (кажется) курс на юг гнезда.

Окружающие молчали. Тишину так и подмывало разрушить дурацкой шуткой, но я внезапно осознал, что даже мне сейчас не до этого.

Сняв перчатки, помассировал пальцы, затем шею и виски.

Если дело, в которое меня втянули, так серьёзно, то почему Господин Киликили не послал на него половину многочисленного воинства «Уроборос-гуми»? Допустим, он не хочет официально втягивать в неприятности уважаемую казоку, с этим разобрались…

Но раз здесь сам Сакага для контроля и передачи инструкций, значит, игра всё же стоит масла в лампах… А «Добродетельными Садовниками» можно будет пожертвовать без угрозы оставить следы. Как и мной, что весьма вероятно…

— Если испугаешься, беды не избежать, — бросил мне Шири-Кегарета во время мицелиумной встречи.

Так почему, несмотря на все внешние предостережения и личные страхи, мне казалось, что альтер казоку-хетто сказал-таки правду?

Мягко паря в коридорах, фургоны синхронно перестраивались в потоках движения, и я был готов спорить, что водители не нарушали ни единого правила. Парили долго, почти час, за который Панго беззаботно задремал, и я (даже с бурлящим внутри комком неприятных чувств) чуть не последовал его примеру. Но стоило «Шишама» опуститься на колёса, а толчку вернуть меня к реальности, страхи вернулись в полной мере…

Бронефаэтон снова двинулся вперёд, теперь чуть быстрее, но заметно переваливаясь на рыхлых барханах. Неужели мы на окраинах? Геджеконду? Или вовсе покинули гнездо?

Ещё через десяток минут, когда я уже был готов задать повторный вопрос под угрозой отказа в операции, фургон остановился. В наступившей тишине зашелестела металлом полозьев сдвигаемая дверь первого транспорта.

«Садовники» без лишних слов надели шлемы и потянулись к арсенальной переборке; разбирали оружие и защёлкивали на подвесах. Панго, чуть не врезав мне по затылку тяжёлым прикладом, закрепил на поясе знакомый по «Слюдяному мосту» двухкассетный супрессор. А вот к тактической «мицухе» отряда, по всей видимости, на этот раз бледного никто подключать не собирался…

На секунду меня вернуло в щемящую пучину власти, опьянявшей во время командования отрядом наёмников, готовых по моему первому приказу бросаться под фанга, готовых прикрывать и убивать…

Но наваждение прошло, едва Прикус откинул дверь и мягко вынырнул наружу. В салон ворвались холодный ночной ветер и тишина, крайне неестественная для крупных районов Юдайна-Сити.

Остальные «Садовники», определённо висящие на закрытом канале, покинули фаэтон вслед за вожаком. Сакага, покорно подтянувший лапы и хвост, чтобы не мешать высадке, вежливо улыбнулся и кивнул на дверь.

Пришлось выбираться из фургона, причём Пыльный едва не наступал на пятки. Спрыгнув с высокого порога, я покрутил бёдрами и потянулся со скукой, которой определённо не испытывал. Тем временем внимательно осмотревшись и пытаясь не упустить ни единой детали, способной помочь в случае непредвиденного.

«Шишама» стояли посреди пустынной заброшенной улицы в окружении разваленных остовов ветхих пятиэтажек. А ещё снаружи оказалось едва ли не столь же темно, как в салоне.

На меня, привыкшего к круглосуточной иллюминации Бонжура и прилегающих районов, такой контраст оказал эффект непроглядной ночи. Только повертев головой и немного подстроив очки, я убедился, что за границами развалин разливается знакомый уличный свет, хоть и болезненно-бледный.

Судя по всему, мы оказались в Ниточке — весьма крупном и распластанном районе чуть южнее Бонжура и западнее Гариб-базара, совсем дряхлом, почти превратившемся в геджеконду. Но всё ещё тлевшем жизнью почти полноценной гнездовой территории и даже, по слухам, с неким количеством промышлявших здесь полудиких казоку.

Вдоль тротуаров высились внушительные барханы песка, наметённого ураганными ветрами. Автоуборщики едва ли совались на эти улицы ближайшую пару лет, а потому кое-где высота наметов достигала вторых и даже третьих этажей. Несколько остовов брошенных фаэтонов выглядели такими трухлявыми, что грозились рассыпаться в пыль от неосторожного прикосновения.

Стараясь не выдавать тоску, я смотрел на далёкое северное зарево, омывавшее оставленную за кормой привычную жизнь в её столь же привычных красках и ритме. Проследив за сосредоточенным взглядом фер Сакаги, повернулся на юг. И выяснил, что заброшенная улица, на которой мы остановились, метров через сто упиралась в не менее мёртвый парк развлечений «Хари’н’ханси», чья огромная вывеска ещё чудом не грохнулась оземь.

Окружавший парк красивый забор покосился и местами завалился внутрь под давлением песка. Внутри виднелись поржавевшие туши аттракционов вроде «Тарелка визга» или «Памп-Шамп». Ободранные ветром модульные здания «Зеркального лабиринта ужасов» или цирковой арены ещё сопротивлялись забвению и стихии, но выглядели крайне грустно.

Местами над аллеями парка смогли-таки уцелеть нитки перегоревших гирлянд и выгоревших на солнце вымпелов, сейчас они тревожно похлопывали под порывами с окраин. Кустарники засохли и вымерли. Многочисленные закусочные были разграблены до последнего винтика. По пустынным парковкам не бегали даже псы.

Вот уж точно, парк «Радость и смех»… и урадоваться, и ухохотаться от одного только вида… Ну просто вылитый брат-близнец респектабельного летающего, посещённого мной совсем недавно…

И ещё мне определённо не показалось — Ниточка явно