В этой же деревне к вечеру обосновался штаб дивизии. Обычно разведрота и медсанбат всегда дислоцировались рядом со штабом дивизии.

На следующий день Илья и запись с печатью получил в личных документах, и приказ в личное дело. А со звёздочками на погоны проблема – нет их. Заказал в военторге, обещали привезти.

Впереди Данциг, город крупный, хорошо укреплённый. В порту – база подводных лодок. И посуху, по дорогам и кораблями связь с основными германскими землями хорошая. Снабжение и подкрепления идут бесперебойно. Нашим частям очень надо пробиться к Балтике, тем самым отрезав Восточную Пруссию от Германии. Немцы это понимали, превратили каждый дом в крепость. Окна заложили мешками с землёй, установили пулемёты. На перекрёстках бронеколпаки установили, где малокалиберные пушки или пулемёты. В Данциге Илья в первый раз увидел вкопанные в землю на перекрёстках танки. Иногда целые, иной раз с разбитой ходовой частью или неработающими моторами. Но башня поворачивалась, пушка и спаренный с нею пулемёт действовали исправно. Чтобы пробить башню танка в лоб, где броня самая толстая, требуется крупнокалиберная пушка. Или самоходка типа СУ-152, прозванная «зверобоем». Уже в ходе штурма Илья видел попадание снаряда «зверобоя» в башню «Пантеры». Снаряд броню не пробил, а выломал правый угол башни. Причём дыра была такая, что мог пролезть человек. Удар снаряда СУ-152 или танков ИС-2 немецкие танки не выдерживали. Танкистам панцерваффе приказ был – не вступать в огневые контакты с ИС-2, вести огонь на поражение исключительно из засад, по бортам.

После сорок третьего года немцы утратили господство в воздухе. Конечно, делали полёты, бомбили. Но очень быстро появлялись наши истребители, бомбардировщики сбрасывали бомбы куда попало и разворачивались, пытаясь уйти. Но у наших численное превосходство. Пока одна часть «Яков» или «Лавочкиных» связывала боем «мессеры», другая часть занималась бомбардировщиками, сбивали обязательно хоть несколько. Каждый день наши самолёты-разведчики облетали и передовые, и тылы немцев. И не как раньше, в одиночку. Самолёт-разведчик прикрывали две, а то и три пары наших истребителей. На снимках были чётко видны все укрепления немцев, танки, артиллерийские батареи.

Однако с самолёта-разведчика можно определить не всё. Например, численность личного состава, их состояние. Одно дело, когда противостоят эсэсовцы, причём имеющие боевой опыт. И другое дело, когда немецкая дивизия переброшена с Западного фронта, половина в ней – новобранцы необстрелянные, причём и не немцы, а эстонцы, датчане или французы. Добровольцы всегда находились в расчёте на грядущие после победы вермахта преференции вроде земель в оккупированных странах. Имели в виду обширные территории России до Урала, но просчитались. Сбежать из немецкой армии не удастся, немцы с дезертирами боролись жёстко, расстреливали. И уже чувствовали иноземцы, что Германия войну проиграет. Ситуация для иностранцев плохая. Немцы в вермахте – это солдаты своей страны, а иностранцы-добровольцы – это наёмники. На наёмников все законы ведения войны не распространялись. Их можно не брать в плен, расстреливать.

Кстати, в Красной Армии тоже были военнослужащие, подпадающие в категорию наёмников. Это лётчики авиаполка «Нормандия – Неман». Когда их самолёты сбивали над оккупированными территориями, и они спасались на парашютах, немцы их расстреливали сразу, на месте приземления. Они тоже были добровольцами и воевали на стороне Советского Союза по договору между СССР и организацией «Свободная Франция» во главе с Шарлем де Голлем.

На новой должности забот больше, в основном административных – где разместить личный состав, почему отстала кухня, почему две недели нет банно-прачечного отряда? А ведение разведки – это основное. Ответственности добавилось. Разведрота – подразделение небольшое, но важное, живёт обособленной жизнью, задачи специфические, образ жизни больше ночной. И для разведчика авторитет только тот, кто сам в поиски и рейды ходил, добычлив был, группу без потерь приводил. Его слово имело вес, а остальным подчинялись лишь формально, больше делали вид. Паиньки в разведке не служили, потому как приходилось выполнять работу опасную и «грязную» – людей убивать всяческими способами. Ножом или сворачивали шею, душили, топили. По правде – убийцы по призыву государства. Люди смелые, нагловатые. Как в волчьей стае, подчиняются вожаку, более сильному. Правила неписаные, жёсткие, но на войне других нет. Убить человека непросто. Одно дело выстрелить в него из винтовки за двести-триста метров, когда и лица не видно. Не слышит стрелок, как умирает, хрипя и агонизируя человек. Немец, захватчик, но человек. И артиллерист, посылая снаряд за километр или десять, не видит и не слышит, как умирают люди, как стонут и кричат раненые. Артиллерист или пулемётчик выполняют свой воинский долг, но притом спят хорошо, им не снятся кошмары.

Разведчик – другое дело. Снять часового ножом трудно. Сложно подобраться беззвучно, иначе он тебя убьёт, а не ты. Удачно ножом в убойное место угодить, чтобы сразу наповал. И не из жалости, а чтобы не крикнул из последних сил, не поднял тревогу. Удачно получается не всегда, нож может угодить в нагрудную бляху, что носят поверх шинели на цепочке, или в медаль или значок «за рукопашный бой», который под шинелью на курточке. Поэтому стараются бить клинком в места незащищённые – в основание шеи, слева или справа, сверху вниз. Слева надёжнее: там крупные сосуды – аорта, лёгочная артерия. Сразу фонтан крови. Рука, нож, а то и лицо разведчика в чужой, горячей, липкой крови. Руки и лицо потом отмоешь, с памятью и душой сложнее. И за каждым разведчиком иной раз целое кладбище, особенно если удачлив боец.

Илья как командир роты получил приказ от ПНШ по разведке разведать подходы к Данцигу. До него уже рукой подать – десяток с небольшим километров. Авиаразведка своё дело сделала. Каждый сантиметр фото изучили под лупой. Странность была. Обычно перед каждым городом оборонительные линии в несколько рядов идут. Прорвал противник, понеся потери, первую линию, а за ней вторая. Чем крупнее или значительнее город, тем больше может быть таких линий, до пяти. И на каждой потери в боевой технике, в личном составе. К третьей или четвёртой линии обороны уже остатки войск подходят, атаковать сил не остаётся.

Данциг – город крупный, порт на Балтике. Взять его – задача важная, тогда будет блокирован Данцигский коридор и Пруссия отрезана от Германии. Да ещё и политический подтекст есть. Именно в Данциге началась в сентябре 1939 года Вторая мировая война, здесь немцы устроили провокацию. И потому захватить колыбель войны было почётно.

Город должен готовиться к обороне, на восточной окраине, в пригороде Штродайх на стены старинной крепости пушки поставили, пулемёты. Вопрос возникал – почему перед городом нет серьёзных укреплений? Минные поля сплошные или другая каверза? По фотоснимкам авиаразведки этого не понять. Может, линии обороны были, но отлично замаскированные. Вон взять финские ДОТы на линии Маннергейма. Из железобетона, под землю уходят два-три этажа. А почти незаметны. Потому что поверх бетона тонкий слой земли, трава посеяна, амбразуры закрыты броневыми плитами, выкрашенными в цвет травы. Со ста метров видишь небольшой, естественного вида холмик. А у «холмика» мощное вооружение – крепостная пушка и два-три пулемёта. Попробуй его в лоб возьми, не один батальон потеряешь, что и было на зимней войне 1939/1940 года.