Эшлин двигалась медленно. Ей следовало лежать в постели, а не бродить по бетонным полам необъятного комплекса. По возвращении домой я бы сразу отвезла ее к доктору. А еще мы наконец-то поговорили бы по душам.

Зед подошел к тяжелой стальной двери, открыл ее, и мы оказались в небольшом помещении, где часть пола была приподнята, а одна из стен, на которой висел золотой крест, – полностью обшита деревянными панелями. Часовня, догадалась я. Мы попали в тюремное святилище.

Радар был уже здесь. Он включил все лампы и расхаживал вокруг с айфоном – или снимая видео, или щелкая фотографии.

– Поставим их тут. – Он показал Зеду отметку на помосте и взглянул на нас с обычным нейтральным выражением лица. – Освещение хорошее, фон достаточно неопределенный. Кадр придется взять пошире, чтобы обе вошли, поэтому будет видно чуть больше. Но деревянные панели ни о чем конкретном не скажут.

– Что с комбинезонами? – спросил Зед.

Радар поднял айфон и навел его на нас с Эшлин.

– Не пойдет. Оранжевый воротник хорошо заметно.

Зед покачал головой, готовый к такому ответу, и ткнул рукой в угол комнаты, где лежала груда одежды. Нашей одежды. Снятой в первый день. Когда же это было? Вчера или позавчера? При круглосуточном люминесцентном свете восприятие времени притупилось. Как только к нему привыкали осужденные пожизненно?

– Только верх, – приказал Зед. – Просто наденьте на комбинезоны. Потом решим, что делать с воротниками.

До меня дошел смысл происходящего. Они хотели замаскировать нас и наше местонахождение. Видео, конечно же, проверят спецслужбы, которые могут выудить с экрана любые зацепки. Например, шлакоблочные стены, оранжевые комбинезоны или другие детали, попавшие в кадр. Поэтому нас собрались снимать на фоне одной-единственной в здании нетюремной стены и в нашей пятничной одежде.

Зед все продумал. Как всегда.

Я подала Эшлин голубенький облегающий топ и помогла натянуть его, потому что поднять руки над головой ей было больно. Громоздкий комбинезон некрасиво надулся под трикотажем, а ярко-оранжевый воротник нелепо вылез наружу, как лепестки стрелиции.

Глянув на Эшлин, Зед помотал головой.

– Верх комбинезона. Снять.

Мы с дочерью оглянулись по сторонам в поисках прикрытия, но никаких ниш или перегородок здесь не оказалось.

– Нам нужно уединиться, – чопорно заявила я.

Зед так уставился на нас, что его кобра чуть ли не шипела.

– Зачем? Радар все уже видел, а мне плевать. Живее.

Мы смотрели на него, не шевелясь. Я бы разделась без разговоров. Но оголить дочь перед двумя мужчинами, которые и так столько у нас отняли? Эшлин непроизвольно сгорбилась, как будто хотела сжаться в комок. Не выдержав, я встала перед ней, скрестив руки на груди, и еще раз с вызовом повторила Зеду:

– Нам нужно уединиться.

Зед вздохнул.

– Объясняю правила: вы будете делать и говорить в точности то, что я скажу, – размеренно произнес он, словно обращаясь к детям, и посмотрел на меня. – Если ослушаешься ты, я позволю Мику отметелить твою дочь. – Затем он перевел взгляд на Эшлин. – А если ослушаешься ты, я позволю Мику отметелить твою мать. А теперь переодевайтесь.

– Все нормально, мам, – шепнула Эшлин сзади. – Помнишь, как в детстве на пляже? Сообразим.

Когда Эшлин была маленькая, мы часто выбирались на побережье вдвоем, пока Джастин работал. Она терпеть не могла переполненную раздевалку, а тем более ждать в очереди. Поэтому я занавешивала ее полотенцем, пока она возилась с купальником. Потом я дошла до того, что могла сама переодеться под тем же полотенцем, лежа на песке. Четырехлетняя Эшлин заливалась от смеха.

Если вдуматься, мы с ней долгое время были одни против остального мира. И я согласилась: сообразим, как переодеться на людях.

Эшлин расстегнула комбинезон под трикотажем. Не снимая топа, вытащила из него одну руку, другую. Высвободилась из комбинезона и засунула руки обратно в топ. Верхняя часть комбинезона осталась свисать с пояса – в кадр она все равно не вошла бы.

Наступила моя очередь. Меня ждала запашная блузка цвета шампанского.

Она тоже была облегающая и никогда не налезла бы на мешковатый комбинезон. Повернувшись к Зеду и Радару спиной, я приступила. Раздеться было несложно. Щелк, щелк – и верх комбинезона упал вниз. Я прикрыла грудь рукой, а Эшлин подала мне блузку.

На мгновенье пахнуло апельсинами, и сердце защемило от тоски. Но потом я поняла, что это всего-навсего цитрусовые нотки моего парфюма, сохранившиеся в ткани. Открытки из другой жизни, которая закончилась совсем недавно – вчера или позавчера? – но казалась уже совершенно чужой.

Мне было жалко надеть такую нежную вещь на тело, липкое от пота. Окружить себя шелком после грубого материала здоровенного мужского комбинезона. Волосы были слишком жирные, ногти – слишком черные. В тюремной камере грязь так и приставала. Но этот визит в прошлое, красивый отзвук в кромешной тьме…

– Мам? Дай-ка.

Я пыталась справиться с многочисленными завязками на талии, но дрожащие пальцы не слушались. Эшлин стала разбираться с поясом сама.

Ее ловкость меня восхищала. Так же как и храбрость. Да, мы все оплошали. Трое полных неудачников. Однако каждый из нас пусть по-своему, но держался. Моя тепличная пятнадцатилетняя девочка пережила выкидыш и не сломалась. Она не билась в истерике, не ныла и не впадала в апатию. Она действовала. Мы все действовали.

Мы справимся, сказала я себе. Пройдем через это, вернемся домой и…

Будем налаживать отношения дальше. Простим, забудем. Мы ведь семья. Пусть и не образцовая.

Наконец переодевания закончились. Топ Эшлин и моя блузка были на месте. Мы встали на помост там, где показал Радар. Зед дал мне воскресное приложение какой-то газеты. Я сунула его под мышку, потому что он тут же вручил нам по листку с речью. Каждый был перевернут текстом вниз.

– На счет «три» Радар включит запись, – сказал он. – Вы будете читать по очереди, через строчку. Эшлин начнет первая. И помните: никаких импровизаций и отклонений – иначе другая будет наказана.

Меня кольнуло дурное предчувствие.

– Раз.

Почему не дали просмотреть текст?

– Два.

Зачем запугивать нас Миком?

– Три.

Радар кивнул. Мы перевернули листки, и у меня снова оборвалось сердце.

* * *

– Меня зовут Эшлин Денби, – прошептала дочь.

Зед, стоявший позади Радара, скривился и приставил ладонь к уху.

– Меня зовут Либби Денби, – продолжила я громче, следуя его указанию.

– Сегодня воскресенье, – кашлянув, сказала Эшлин.

Я назвала дату и, согласно инструкции в тексте, быстро развернула газету и показала первую страницу.