Как он и рассчитывал, канадец путешествовал налегке. В коробке было всего четыре предмета. Обтянутая прозрачным пластиком цветная, большая — двадцать на двадцать пять — фотография матери Роджера: победоносно улыбающаяся дама с мощными челюстями, седые волосы в завитках, очки в черной оправе. Серебряная щетка-расческа: серебро потускнело. Четки. Папка-скоросшиватель с фотографиями и вырезками из газет — все о непрофессиональном штангисте-тяжеловесе Роджере Брескине.

Гунвальд оставил все это добро на полу и переместил деревянную корзину на полметра левее. Теперь он сидел перед сейфом Фишера.

* * *

Подлодка опять ушла под воду, но совсем не глубоко, держась близ поверхности, так, что ее перископы выглядывали из воды. Субмарина зависла не двигаясь на предполагаемом пути перемещения айсберга.

На платформе бронированной башенки в рубке управления у перископа стоял Никита Горов. Он вглядывался в окуляр, ухватившись вытянутыми руками за горизонтальные рукоятки основания, которые моряки называли «ушами». Хотя смотровое окошко перископа и находилось на высоте около двух с половиной метров над уровнем моря, все же волны то и дело вздымались на такую высоту, что ничего не было видно. Правда, когда перископ не заливало водой, через него хорошо наблюдалось ночное море, освещенное слабым призрачным светом парящих в небе четырех осветительных ракет.

Айсберг уже начал наезжать на курс подлодки, если считать от ее носа. Сейчас он находился примерно на двести семьдесят метров к северу. Поблескивающая белая гора резко проступала на фоне черных моря и неба.

Рядом с капитаном стоял Жуков. На голове его были наушники — он переговаривался с мичманом в торпедном отсеке на носу судна. Жуков скомандовал:

— Установку номер один привести в состояние готовности.

Справа от Горова молодой матрос следил за сигнализацией на резервном сигнальном борту, расцвеченном светящимися зелеными и красными индикаторами, сигнализировавшими о состоянии люков, задвижек и прочего оборудования. Когда Жуков, получив сообщение из торпедной, объявил о том, что шлюз задраен, дозорный, наблюдавший за сигнализацией, подтвердил:

— Зеленый и контроль.

— Отсек заполнен водой.

Наблюдавший за сигнализацией матрос сказал:

— Индикация затопления.

— Люк над дулом открыт.

— Красный и контроль.

— Задвижки отсека открыты.

— Красный и контрольный.

Подводная лодка «Илья Погодин» предназначалась по замыслу конструкторов не для ведения боевых действий, но для сбора информации. Тем не менее чиновники из военно-морского министерства страны рассчитывали, что в случае неатомной войны будут использованы в борьбе с противником все подводные лодки. Потому «Илья Погодин» нес в себе двенадцать электроторпед. Каждая такая стальная акула массой в полторы тонны с лишним, из которых триста двадцать кило весила взрывчатка, обладала немалыми разрушительными возможностями. Да, «Илья Погодин» военным кораблем не считался, но, если поступит приказ, лодка лишила бы вражеский флот немалого количества тонн водоизмещения, пустив бы на дно не одно судно противника.

— Отсек номер один в готовности, — объявил связной снизу.

Никите Горову впервые пришло в голову странное сходство процесса подготовки торпеды к пуску, включая заключительный залп, с религиозным обрядом. Видимо, потому, что и война, и богослужение имеют касательство к смерти. Правда, трактуют они смерть по-разному.

В самом преддверии кульминационного момента торпедной литургии вся рубка управления за его спиной погрузилась в безмолвие. Только снизу, из машинного отделения доходил тихий отзвук двигателей, да еще гудели вентиляторы электронных устройств и компьютеров.

После умышленно затянувшейся и почти благоговейной тишины Никита Горов скомандовал:

— Запеленговать цель... и... огонь!

— Первый отработал! — доложил Жуков.

Молодой матрос обвел глазами пульт сигнального борта и, сверившись с индикацией, убедился, что торпеда покинула подлодку:

— Первый ушел.

Горов прильнул глазами к смотровому окуляру перископа в напряженном ожидании.

Торпеда, как было задумано, должна была пройти на глубине в четыре с половиной метра. Это значило, что она должна была поразить утес у самой ватерлинии. Если бы повезло, то, быть может, после взрыва очертания ледовой горы станут более гостеприимными для подводников и удастся причалить к ледовому обрыву пару плотиков, а то и достаточно удобный плацдарм появится, с которого можно будет начинать восхождение.

Торпеда поразила намеченную цель.

— В яблочко! — произнес Горов.

Черный океан как-то съежился, подобрался и подскочил вверх, запрыгивая на основание утеса, и на какое-то мгновение вода осветилась желтым пламенем, словно множество морских змей с пылающими очами выбрались на поверхность океана. Отголоски взрыва дошли до подлодки и заколебали ее внешнюю обшивку. Горов услышал, как забренчали пластины металла на палубе: дзы-ы-нь.

Днище белого утеса на глазах распадалось и растворялось в воде. Ломоть льда размером с хороший дом шлепнулся в воду. За ним последовала настоящая лавина потоков мятого, толченого льда.

Горов поморщился. Он понимал, что взрыв был не настолько силен, чтобы разнести айсберг вдребезги или хотя бы серьезно изменить его конфигурацию.

А силы торпеды хватит разве на то, чтобы отщипнуть чуток от исполинской горы. Но в течение нескольких секунд казалось, что великан вот-вот совсем развалится.

Мичман, дежуривший у носовой торпедной установки, доложил Жукову, что выпускной шлюз отсека задраен, а первый помощник повторил его слова техникам.

— Зеленый и контрольный, — подтвердил один из них.

Отодвинув наушник от уха, Жуков спросил:

— Ну, и каков вид теперь, капитан?

Вглядываясь в окуляр перископа, Горов ответил:

— Да ненамного лучше, чем раньше.

— Что, и высадиться некуда?

— По-настоящему ничего похожего на плацдарм не появилось. Правда, еще не весь лед опал с фасада.

Жуков помолчал, прислушиваясь к донесению мичмана, что-то говорившего с того конца линии.

— Шлюз над дулом задраен.

— Зеленый и контрольный.

— Продувка торпедного отсека номер один.

Горов не очень-то вслушивался в серию донесений о контрольных сигналах, потому что все его внимание было поглощено айсбергом. Что-то было не так. Плавучая гора вела себя как-то неправильно. Или это ему мерещится? Он поморгал, как бы стряхивая с ресниц наваждение, мешающее ему получше разглядеть огромного белого бегемота, качающегося на бурных волнах, которые с прежней ритмичностью продолжали захлестывать, через точно отмеренные промежутки времени, смотровые объективы перископа где-то там, в высоте, над головой, над морем. Такое впечатление, что цель будто бы перестала смещаться к востоку. Да-да, конечно, более того, «нос» ледяного корабля даже вроде бы поворачивается на юг. Пусть лишь слегка. Пусть он еле-еле сдвинулся. Да не может быть. Чушь какая-то. Не бывает такого. Он прикрыл глаза и попытался внушить себе, что все это ему только привиделось. Но стоило ему вновь открыть глаза, поразившие его вещи представились еще более очевидными, чем...