– Можешь, – возразил Ом.

– Бросить его умирать посреди пустыни?

– Да. Это совсем просто, значительно проще, чем не бросать его в пустыне.

– Нет.

– Так поступают в Этике? – с издевкой спросил Ом.

– Понятия не имею. Так поступаю я.

«Лодка Без Имени» качалось на волнах меж двух больших скал. За береговой линией возвышался небольшой утес. Симони спустился с него и подошел к спрятавшимся от ветра философам.

– Эта местность мне знакома, – сказал он. – Мы всего в нескольких милях от деревни, в которой живет мой друг. Нужно только дождаться ночи.

– Почему ты так поступаешь? – спросил Бедн. – Где тут смысл?

– Ты когда-нибудь слышал о стране по имени Истанзия? – в ответ спросил Симони. – Она была не слишком большой. И у нее не было ничего, что могло заинтересовать других. Там жили самые обычные люди.

– Омния завоевала ее пятнадцать лет назад, – припомнил Дидактилос.

– Правильно. Так вот, я родился в Истанзии, – кивнул Симони. – Тогда я был еще ребенком. Но я все помню. Не забудут и другие. В моей стране живет множество людей, которым есть за что ненавидеть церковь.

– Но я сам видел, как ты стоял рядом с Ворбисом, – удивился Бедн. – Я думал, что ты его должен защищать.

– А я и защищал его, – подтвердил Симони. – Не хотел, чтобы Ворбиса убил кто-нибудь другой.

Дидактилос вздрогнул и поплотнее завернулся в тогу.

* * *

Солнце замерло на медном куполе неба, Брута дремал в пещере. Ворбис метался в лихорадке своем углу.

Ом стоял у входа в пещеру и чего-то ждал.

Ждал оправданно.

Ждал с ужасом.

И они пришли.

Они вылезли из-под обломков скал и из расщелин. Фонтаном вылетели из песка, материализовались из воздуха, который мигом заполнился голосами – едва слышными, походящими на комариный писк.

Ом напрягся.

Высшие боги разговаривают на ином языке, такое вообще трудно назвать языком. Скорее то была модуляция желаний и потребностей, без существительных и всего лишь с несколькими глаголами.

«…Хотим…»

– Мой, – откликнулся Ом.

Их были тысячи. Он был сильнее, у него верующий, но они затянули небо, будто туча саранчи. Жажда и тоска расплавленным свинцом лились на него. Единственное преимущество, в самом деле единственное, заключалось в том, что мелким богам была неведома концепция совместной работы. Данное понимание приходит только в процессе эволюции.

«…Хотим…»

– Мой!

Чириканье переросло в жалобный вой.

– Но вы можете забрать того, второго, – решил Ом.

«…Тупой, безжалостный, замкнутый, больной…»

– Знаю, – кивнул Ом. – Но этот – мой!

Сверхъестественный вопль эхом разнесся над пустыней. Мелкие боги предпочли спастись бегством.

За исключением одного.

Ом заметил, что он не роился вместе со всеми, но одиноко парил над какой-то выбеленной солнцем костью. И ничего не говорил.

Ом сконцентрировал внимание на оставшемся божестве.

– Эй ты! Он – мой!

«Знаю», – ответил мелкий бог.

Он знал язык, настоящий язык богов, хотя и говорил на нем так, словно долго рылся в памяти, подбирая нужные слова.

– Кто ты? – спросил Ом.

Мелкий бог зашевелился.

«Когда-то, давным-давно, был город, – сообщил мелкий бог. – Не просто город, но целая империя городов. Я, я, я помню каналы, парки. А еще было озеро. И на том озере, насколько помню, были плавучие сады. Я, я. И были храмы. Величественные, как в мечтах. Огромные храмы в виде пирамид, которые доходили до самого неба. Людей тысячами приносили в жертву. Во славу».

Ом почувствовал тошноту. Это был не просто мелкий бог. Это был мелкий бог, который не всегда был таким мелким…

– Кем же ты был?

«Храмы. Я, я, меня. Величественные, как в мечтах. Огромные храмы в виде пирамид, которые доходили до самого неба. Во славу. Людей тысячами приносили в жертву. Меня. Во славу.

Храмы. Меня, меня, меня. Во славу. Такие славные, как в мечтах. Великие, как в мечтах, пирамиды-храмы, которые доходили до самого неба. Меня, меня. Приносили в жертву. Сон. Мечта. Людей тысячами приносили в жертву. Во славу неба».

– Ты был их Богом? – с трудом выговорил Ом.

«Людей тысячами приносили в жертву. Во славу».

– Ты меня слышишь?

«Тысячами приносили в жертву и во славу. Меня, меня, меня».

– Назови свое имя! – закричал Ом.

– Имя?

Горячий ветер дул над пустыней, гнал перед собой песчинки. Эхо затерянного бога, кувыркаясь, улетело, исчезло среди скал.

– Кем же ты был?

Никакого ответа.

«Вот так все и происходит, – думал Ом. – Быть мелким богом очень скверно, правда, ты сам не представляешь, насколько это скверно, потому что не знаешь почти ничего, но постоянно присутствует нечто, возможно, зародыш надежды, знание и вера в то, что наступит время и ты станешь совсем другим, не таким, как сейчас.

Но насколько хуже побывать в шкуре великого бога, а потом превратиться не более чем в туманный обрывок воспоминаний, швыряемый ветром над песками, которые некогда были стенами твоих храмов…»

Ом развернулся и целеустремленно заковылял в пещеру. Он подошел к Бруте и боднул его в голову.

– Чо?

– Просто проверял, жив ли ты.

– Фф.

– Хорошо.

Ом снова встал на страже у входа в пещеру.

Говорят, в пустыне встречаются оазисы, но они словно кочуют с места на место. Пустыню невозможно изобразить на карте, потому что она питается как раз составителями карт.

Как и львы. Ом помнил этих тварей. Истощавших и совсем не похожих на львов из очудноземского вельда. Больше смахивающих на волков, чем на львов, а еще больше – на гиен. Храбростью они не отличались, скорее славились злобной, трусливой яростью, которая во сто крат опасней…

Львы.

Кстати…

Нужно найти львов.

Львы пьют воду.

Брута проснулся, когда солнце устало клонилось к закату. Во рту стоял змеиный привкус.

Ом упорно бодал его в ногу.

– Вставай, вставай, все самое интересное проспишь.

– Вода есть? – заплетающимся языком пробормотал Брута.

– Будет. Она всего в пяти милях. Поразительное везение.